Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 58 из 84

Скривившись от боли в затекшей шее, разглядывала позднего визитера. Сама бы не рискнула пойти к нему. Но вопреки поговорке, гора пришла к Магомету.

— Проходи. Садись, — разрешила, давая ему место на койке. — А как же…

Хотела спросить за симпатичную медсестру, но осеклась, разглядев мужчину поближе. Роману изрядно досталось. Он бледно улыбнулся бескровными губами, словно догадался, о чем я умолчала. От посторонних взглядов и ушей прикрыл дверь и устроился на моей кровати с другой стороны. Подобрала ноги и старалась не пялиться на него, осунувшегося с синяками под глазами от кровопотери. Темный халат и шоколадная шелковая пижама лишь подчеркивают бледность лица.

— Как себя чувствуешь? — он осмотрел палату, меня и снова палату.

Всегда такой уверенный в себе, сейчас Роман заметно нервничал. Старательно отводил взгляд, точно чувствовал вину за собой.

— Терпимо. Жить буду, — успокоила мужчину. — А ты как? До свадьбы заживет?

— Свадьба! — он вскинул удивленно брови. — Скажешь тоже! Где я и где свадьба? Э-э-э нет, это не обо мне. Туда меня больше не заманишь. А рана уже зажила, — он осторожно потер плечо. — Я в больнице остался только из-за тебя.

Наши взгляды встретились: мой недоумевающий и его усталый. Роман изучал меня минут пять и прояснил свое решение:

— Нападение Беллы — это только моя вина. Я упустил ее. Не предал значения ее угрозам. Макс меня предупреждал. Серега тоже. Но… она так похожа на Юльку, когда молчит, — он тяжело выдохнул, потер ладонями лицо. — Прости, если сможешь.

Я молчала, не зная, что ему ответить. В моем теперешнем состоянии не о прощении говорить. Точно не сейчас. Мне вспоминать прошлую ночь совсем не хотелось. Покаяние Романа помогало чуть. Никогда не понимала этого в людях. Видеть, что человек сходит с ума, становясь все более неадекватным и опасным, и оставаться равнодушным, дожидаясь, пока гром не грянет.

— Ладно. Я понял, — Роман не стал настаивать.

Он еще минуту молчал, точно хотел что-то сказать и не решался. А мне подумалось, что сейчас самый благоприятный момент расспросить его о ребенке. Он вымотан, чувствует вину за чудом не убившую меня Изабеллу. Сейчас из него можно веревки вить. Но я почему-то молчу. Мысли в голове путаются, и не получается сформулировать четкий вопрос. Может в этом виновата лошадиная доза успокоительного. Сама не понимаю, почему не могу собраться с силами и спросить его.

— Серега мне все рассказал, — Роман начал сам. — Что ж… ожидаемо…

У меня в голове мелькнула сотня вариантов того, что мог рассказать ему брат. Я бы хотела узнать о сыне, но мало ли с чем пожаловал Роман. Он глянул в мою сторону, поправил рукой подушку под спиной, устраиваясь удобнее. Поерзав, уставился в глаза, давая добро на вопросы. На любые вопросы. Роман готов был отвечать, точно на исповедь явился.

Почему? Что на него нашло? В этот момент все это было не важно. Я хотела ответов и разобраться. Сейчас я получу и то, и другое.

— О чем рассказал? — не поняла я. — Это касается меня?

— Обо всем рассказал. У нас с братом секретов нет. У него от меня точно, — уверенно, даже самоуверенно заявил Шалый.

— А у тебя от него? Он тоже уверен, что у брата от него секретов нет? — по его молчанию поняла, что попала в точку. — Молчишь? Значит он заблуждается на твой счет, — сделала вывод.

— В корень зришь, помощница, — похвалил меня брюнет. Я снова поймала на себе его долгий взгляд. — Все-таки пришла. Одумалась. Лучше поздно, чем никогда. Хотя чего поздно-то. В самый раз.





Последнее сказанное казалось совсем непонятным и требовало объяснения, учитывая, что приперся ко мне он сам. Может на него так странно действуют лекарства, или его в крематории приложило головой? С чего бы этот приступ откровения?

— Мы с Сергеем ждали тебя, чтобы поговорить. Без него как-то… — я нерешительно замялась, — неправильно. Он должен все услышать от тебя. Сам… И больше не считать меня лгуньей.

— Нужно, — не стал спорить Роман, — но уж как есть, — откинувшись на подушку, он сложил руки на груди.

Выглядел мужчина впечатляюще, хозяином положения, несмотря на бледность и слегка потрепанный вид. Под дорогим шелком халата обрисовывались приличные бицепсы. Даже в такой ситуации пытался соблазнять и доминировать. Он ждал моих вопросов, не собираясь говорить сам, чтобы не сболтнуть лишнего.

— Не знаю, с чего начать. В голове каша. Мысли все в кучу, — пожаловалась ему, нервно натягивая одеяло до подбородка.

— Начни, как говорят, сначала, — он невесело усмехнулся, сказав банальщину. — Давай, Даша Александровна, на сегодня я твой.

Мы обменялись взглядами. Обняла себя под одеялом руками и начала:

— Пятнадцать лет назад я родила мальчиков-двойняшек. Один из мальчиков умер… Так я считала все эти годы. Акушерка, принимавшая роды, два месяца назад нашла меня и призналась, что малыша подменили, продали другой матери, потерявшей своего. Она уверяла, что мой сын жив и воспитывается в вашей семье, семье Шалых. На тот момент, когда я была в роддоме, рожали обе Юлии Шалые. Кому именно отдали моего сына, она не знает или не помнит, — я на секунду замолчала, облизнула пересохшие губы.

Роман спокойно смотрел перед собой и слушал меня, точно пять секунд тому не я обвинила его в страшном преступлении. Или знал все от Сергея, или был виновен и не отрицал.

В палате повисла тишина. За дверью, где еще пять минут назад топали, шоркали бесчисленные ноги, не доносилось ни звука. Казалось, вся больница прислушивается, ждет продолжения моего рассказа.

— Это все? — наконец нарушил тишину Роман. — Ты хочешь предъявить мне бредни выжившей из ума старухи?

— Биологический отец моих детей нашел меня недавно. Он подтвердил ее рассказ. Утверждал, что один из братьев Шалых вынудил его написать отказ от сына, предложив деньги.

— Написал отказ? — с тем же выражением лица поинтересовался Роман.

— Написал.

В горле пересохло, и я потянулась за бутылочкой с водой, стоящей на тумбочке у кровати.

— Доказательств у него тоже нет. Только слова, — Шалый констатировал факты, давая понять, что у меня нет шансов прижать его и узнать правду. Я и сама знала это. На что рассчитывала — непонятно. На совесть, на сострадание к матери. — Ну, и что ты хочешь? Мое признание? Правду?

— Да, — ответила сразу на оба вопроса и перестала дышать, понимая, что сейчас услышу то, ради чего прошла все это.

— Хорошо, — легко согласился он. — Будет тебе признание. Это правда, тебя не обманули. Ребенок родился слабым и умер на вторые сутки, а Сереги рядом не было. Юлька как очнулась, все время спрашивала про сына. А что я мог ей ответить? Правду, которая ее добьет? Что ее ребенок умер, а родить еще одного она не сможет? Но врачи, бывшие в курсе всего, предложили спасти мне другого мальчика. Как мне сказали, у матери-одиночки родились двойняшки, один из малышей умирает. Нужна срочная операция. На нее нужны деньги. Я мог помочь и ребенку, и Юльке. Мать от мальчика отказалась от больного сына, — в этом месте у меня сердце рухнуло вниз. Волна злости за несправедливый навет поднялась, грозясь обрушиться на Шалого праведным гневом, но я прикусила язык, дожидаясь конца монолога. — У отказников тогда был шанс прооперироваться за счет государства. Так объяснил врач. Но ребенок слабый и не дождется, пока уладят все формальности, — он рассказывал неторопливо, словно следовал за событиями, что мысленно разворачивались в его голове. — Врач хотел помочь ребенку и предложил мне сделку. Я хотел помочь Юльке и согласился на сделку. Уговорил отца ребенка отказаться. Отказ матери у меня уже был…