Страница 39 из 48
- Не только каменные. Еще железные и огненные встречаются. Не големы, а турмы. Големы на севере, в горах Трегонада, охраняют проход к кипящему морю.
Старик воспарил ввысь, раздулся, синеватый ореол светился ярче. От добродушности не осталось и следа, в голосе чувствовалась сталь, глаза смотрели строго, с холодным блеском.
- По воле Фортуния вы оба избраны камненосцами. Старая легенда оживает, пришло время перековать весы мироздания! Желаете того, или нет, но вы явитесь в царство. С вами добровольный раб. Присоединятся еще двое – несчастный убийца и страж отступника. Хотите, или нет, живыми, или мертвыми, но вы явитесь в Веллоэнс. Волю небес не изменить!
Марх проглотил едкий дым, кашлянул, трубка отлетела в сторону и исчезла, не коснувшись пола.
- Вот те раз! Как обухом в темя. Избрание, призвание и сырая печенка в довесок. Это какой-такой Фортуний так щедро припечатал?
Фитрич съежился до обычных размеров, отрешенно повис в воздухе. Прорицательский дух покинул колдуна и старик смотрел в пустоту, потерянно изрек:
- Дар богов непреложен. По воле или против, живы или мертвы, рано или поздно, носители восьми камней явятся на круг Нибулида. Рубин и лазурит уже в действии.
- Хочешь, чтобы мы подвизались? Так и доставил бы сам, могучий маг. Это ж твой булыжник, мы его тебе вернули.
Кресла, столы и стены стали исчезать. Факелы дрогнули и погасли. Фитрич съеживался, свечение слабело - не замечая никого и ничего, дед лепетал:
- Животные приготовлены. Время близится. Отправляйтесь. Проклятие ятагана снято, Марх, и не вернется, пока не будет пролита невинная кровь. Я исполнил волю…
***
Путники очутились в старой, разрушенной хибаре. В верхнем углу беззаботно выплетает покои толстый серый паук, пылью покрыт старый искореженный стол, от наваждения не осталось и намека.
На бывшем выжженном пустыре зеленела трава. Сколько времени они пробыли в зачарованном доме, Авенир сказать не мог – с уверенностью можно было лишь сказать, что настало утро. Весело щебетали птицы, солнце вылезало на эмпирей, лениво выпуская из чрева первые лучики. Рядом с избою стоял чистокровный бербериец – взбрыкивал, пускал из ноздрей горячие струи воздуха. Конская грива развевалась на ветру, тело покрыто утренней росой, шкура горяча, как печь хлебороба, бока подрагивают. Муравит, скрутившись, лежал неподалеку. На нем появилась кожаная оплеть с удилами, на спине красовалось необычной формы, искусно подогнанное седло. Держал его широкий подпружный ремень, проходящий меж задней и средней парами лап.
- Вот тебе и добрый старичок, вычудил – присвистнул тарсянин.
- Мулов увел? Ничего, мы его жеребца оприходуем.
- Ты лучше тварь свою приходуй, а благородному животному нужен благородный всадник.
Марх развязал гнедого, всунул сапог в стремя и подпрыгнул. Не закрепленное седло провернулось и воин оказался на земле в позе битого пса. Приподнялся, дал по нерадивому приспособлению ногой, сделал вид, что не замечает закатившегося от хохота Авенира. Недовольно буркнул:
- Ну, Фитрич! Сколько лет, а шутки те же.
Вскочил на коня, ухватил правой за гриву: