Ей Снился Сон

Разобравшись с приоритетами и приняв таблетки, Она постаралась занять себя чем-нибудь до прихода детей. Уж как-нибудь придется объяснить им свое странное решение и перемену настроения. Ни музыка, ни телевизор не могли отвлечь ее. Нервы натянулись струной. До жути, до боли, до тоскливого звона. Снова и снова вспоминался сон. Жизнь без него. А что, если… Нет, этого не должно случиться! Голова кружилась. Краска сбегала с ее лица. Она будто вновь переживала эту бесконечно долгую жизнь и понимала, что если это случится не во сне, ей не справиться снова. Она перемыла посуду и прибрала в квартире, ходила из угла в угол и смотрела в окно, в безликий белый январь.

Наконец прозвенел звонок. Приехали дети. Маска равнодушного веселья мгновенно скользнула на ее лицо. Она показывала им свои безделушки и маленькие «сокровища», сопровождая эту «экскурсию» историями об их появлении. Шутила и смеялась. И все время посматривала на часы. Сейчас. Вот сейчас. Если Она соберется, то приедет как раз к началу. А если Криптик немного опоздает – он постоянно опаздывает – у нее будет немного времени, чтобы побыть наедине… От этой мысли кружилась голова и сосало под ложечкой. Пора. Набрав в грудь побольше воздуха, Она сказала:

- Девчонки, такое дело… Я обещала взять вас на генеральную репетицию в свою театральную студию, но планы изменились. Мне обязательно нужно быть сегодня у него. Это очень важно. Не обижайтесь, ладно?

Девочки переглянулись, пожали плечами. Они привыкли доверять ей. Раз Она говорит, что это важно, значит, действительно, важно. Значит, надо ехать. Молча смотрели, как Она мечется по квартире, собираясь, как застегивает шубу трясущимися руками. Вышли в сумеречный январь. В автобусе и в троллейбусе переговаривались в полголоса, поглядывали в ее, наполненные тревогой, глаза. Они не задавали вопросов, просто беспокоились о ней. Она старалась говорить спокойно, но когда накатывала очередная волна отчаяния, отворачивалась к окну, стараясь скрыть подступавшие к глазам слезы. Как долго, как долго тащится этот троллейбус! Как нудно сипит метель за окном!

Выходя на его остановке, оглянулась, улыбнулась растерянно. Попрощалась до завтра:

- Завтра все будет хорошо. Обязательно будет. – И шагнула в метель.

Ежась от ветра, швырявшего в лицо колючий снег, торопилась, подгоняемая бешено колотящимся сердцем. Успеть! Должна успеть! Не понимая до конца, почему так спешит, старалась ускорить шаг. Нырнула в подъезд. Лифт словно ждал ее появления, распахнул двери. Восьмой этаж. Звонок. Дверь открывает Папа.

- О! Привет! Проходи. Он что-то не в настроении. Но вы уж там сами разберетесь.

- Конечно. У нас репетиция сегодня. Скоро Криптик еще придет.

- Ну, точно разберетесь тогда!

Разделась, прошла в комнату:

- Привет.

- Ты ведь не собиралась приезжать.

- Не собиралась.

- Как ты себя чувствуешь?

- Лучше. Потому и приехала, - соврала Она.

Все это время Он не смотрел в ее сторону. Она говорила бодрым голосом. Она была рада, что успела. В душе ее зажегся теплый желтый свет уверенности, что теперь все будет хорошо. Обязательно будет хорошо!

Папа собрался и заглянул в комнату сказать, что уходит на дежурство. Он бросил в пепельницу очередную догоревшую спичку и вышел проводить отца. Вернувшись, спросил:

- Хочешь кофе.

- Нет.

И Он снова сел за письменный стол. Достал очередную спичку, повертел в руках и сломал. Она молча сидела на диване и смотрела на него. Она безумно соскучилась! Соскучилась так, словно действительно прожила целую жизнь без него, словно не видела его почти сто лет. Ладно, не сто. Восемьдесят.

Он опустил глаза, спросил тусклым голосом:

- Почему ты так смотришь на меня?

- Я ужасно соскучилась.

- Соскучилась? – спросил и удивленно уставился на нее. – Когда? Виделись, вроде, только вчера.

- Может, и вчера… - сказала Она и потупилась. И снова перед глазами промчались картины ночного видения.

- Ты какая-то странная сегодня.

- Да, наверное, - прошептала Она и снова посмотрела на него, чтобы убедиться, что все происходящее реально, что Он сидит за столом, вертя в руках коробок спичек. Сердце отчаянно било крыльями, радостно и тревожно. Живой! Живой! Но страх, пережитый ею, до сих пор застилал глаза темною пеленой. Ей нужно было прикоснуться к нему, почувствовать его тепло, чтобы прогнать из памяти тот мертвый холод. Молчание затянулось. Не выдержав ее взгляда, Он отвернулся, уставился на коробок, слушал похрустывание сухо пересыпающихся внутри него спичек. Собравшись с духом, Она встала, быстро подошла и встала у него за спиной. Волосы, освещенные желтым светом, вспыхнули золотом. Она положила ладони ему на плечи и, уткнувшись губами в затылок, заговорила быстро и горячо:

- Прости, потерпи немного, не протестуй. Я должна сказать тебе. Это важно. Но если ты будешь смотреть на меня, я растеряюсь, может, расплачусь. А мне нужно сказать. Выслушай меня, пожалуйста. Не оборачивайся. Не сердись. Я сегодня видела кошмарный сон. Кошмарней ничего не было в моей жизни. Мне снилось, что ты умер. Сегодня. Примерно сейчас. Я знаю, как, но вслух не скажу.

Он вздрогнул. Коробок спичек замер в его руках.

- Я приехала не потому, что мне лучше. Я приехала потому, что испугалась, что все это действительно может случиться. Мне было так страшно. Мне и сейчас еще немного страшно, и все кажется не совсем реальным. Поэтому мне нужно чувствовать твое тепло. Там, в этом сне, было столько могильного холода, что я до сих пор чувствую его пальцами, и никак не могу согреться. Там, в этом сне, было столько боли, что я не смогу подобрать слов, чтобы точно передать ее. Чтобы ты понял, чтобы ты почувствовал, чтобы никогда больше не думал об этом. Там, в этом сне, я поняла, что жить – это не только дышать воздухом, глотать пищу, ходить на работу. Жить – это нечто совсем иное, лишь самым краешком соприкасающееся с физическим существованием. Там ты умер, а мы как бы остались жить. Как бы. Не более того. И если бы ты мог почувствовать то, что чувствовали мы, пережить то, что пережили мы после твоего ухода, ты назвал бы нас мазохистами, и уж точно не посмел бы упрекнуть в том, что не кинулись со всех ног за тобой. Хотя я, честно говоря, пару раз пыталась. Но это не главное. Если бы ты мог почувствовать то, что чувствовали твои Мама и Папа, если бы ты увидел их слезы, их бесконечное горе, ты устыдился бы даже возможности появления мыслей, подобных тем, что гуляли сегодня в твоей голове. Пойми, для них ты – вся жизнь. Их кровь и плоть, их надежды, их будущее, понимаешь? Ты так нужен им! Ты Сестренке своей нужен! Не смей их обижать, слышишь! Не смей наказывать их за наши ошибки и глупости! Не обрекай их на бесконечное отчаяние. Если ты можешь представить себе безграничное горе, умножь его на миллион – это будет блеклая тень того, что обрушится на их головы, что поселится в их сердцах.