Страница 96 из 105
- Знаешь, забудь все, что я сейчас наговорила. Это все не важно. Это не имеет значения. Только одно прошу тебя помнить, помнить всегда, помнить, как бы плохо тебе ни было: все наши страдания, вся наша боль, слезы, тоска – мои, ее, Криптика, Лялины и всех других – это ничто, понимаешь, ничто по сравнению с той болью, которую ты причинишь Маме и Папе, и Сестренке, если уйдешь. Мы?... Что такое – мы?... Пыль, мираж, лажа. Мы обижаемся и обижаем, не понимаем, не замечаем, проходим мимо. Мы – только страницы, понимаешь? Хочешь – вырви, хочешь – сожги. А для них ты – вся жизнь. Их кровь и плоть, их надежды, их будущее, понимаешь? Они одни любят тебя так, как мы все, вместе взятые. И даже больше! Они одни, как бы ни ругали, дорожат тобой, гордятся тобой, нуждаются в тебе. Они такие хорошие. Они самые лучшие! Ни один из нас, может, и не стоит ни твоего терпения, ни твоих страданий, ни твоей горечи, а вот они… Мама, Папа… Ты так нужен им! Ты Сестренке своей нужен! Не смей их обижать, слышишь! Не смей наказывать их за наши ошибки и глупости! Не обрекай их на бесконечное отчаяние. Если ты можешь представить себе безграничное горе, умножь его на миллион – это будет блеклая тень того, что обрушится на их головы, что поселится в их сердцах. Наверное, мы виноваты перед тобой. А они – нет. За что им? За что их? Плюнь на нас. Мы – ерунда. Но ради них, слышишь, ради них – живи. Рано или поздно все образуется. Можно потерпеть. Можно пережить. Только их, умоляю тебя, пожалей. Ради них не уходи.
Слезы градом катились по ее щекам. Губы дрожали, горло сжималось, то и дело превращая ее голос в беспомощный писк со всхлипываниями и стоном. С трудом сглотнув горький ком, Она вытерла ладонями покрасневшие глаза и, взглянув на него, прошептала с мольбой:
- Хочешь, я отойду в сторону навсегда? Ты не услышишь от меня ни единого упрека, ни единого намека или напоминания о моих чувствах, о том, что нас что-то связывало, и что это когда-то что-то значило для нас? Хочешь, я исчезну? Нет, не уеду – я обещала больше так не делать. Если захочешь, я буду петь в группе. Я просто стану участником команды, «своим парнем», не претендующим ни на что. Люби кого хочешь. Только живи! Живи! Слышишь, живи!
Остатки самообладания покинули ее. Она закрыла лицо руками и разрыдалась. Он порывисто обнял ее, прижал к груди, гладил по волосам. Теплый. Живой. Нежный.
- Господи! Да ты вся горишь! – воскликнул Он, - Ты с ума сошла – ехать в такой мороз с такой температурой! Сон еще твой сумасшедший…
- Плевать на температуру. Главное – ты… живой…
- Сумасшедшая! Вот сумасшедшая! – тихо повторял Он, убирая руки от ее лица и покрывая мокрые, соленые щеки поцелуями, - А если бы ты не застала меня дома?
- Я ждала бы тебя на площадке. Первый раз, что ли? Но я не оставила бы тебя сегодня одного.
- Дурочка… Ненормальная… - голос его звучал так ласково, что Она не удержалась и посмотрела в его глаза. Серо-голубое сияние окутывало нежностью. В лице не осталось ни капли того напряжения и той тревоги, которые сковывали его перед началом этого странного разговора. А в уголках губ уже расцветала теплая улыбка. Желтый свет запутался в волосах и стекал золотом по плечам. Он прижался губами к ее виску и тихонько подул, словно хотел прогнать туманы тоскливых мыслей, а потом прошептал:
- Иди ко мне.
- Ты не ответил.
- Иди ко мне, и я отвечу, - в его глазах сверкнули лукавые искры. Он настойчиво потянул ее к себе и усадил на колени, смотрел таким знакомым, таким родным, таким любимым взглядом. Аккуратно убирал волосы с ее лба, легко касаясь пальцами. И казалось, что не было этих месяцев разлуки, не было отчуждения, слез, неприятных разговоров. Не было страха, не было безысходности, не было сна. Ей хотелось забыть обо всем и смотреть, улыбаясь в ответ, и дышать, дышать, дышать. Ей хотелось разучиться думать, и только чувствовать эти теплые руки, эти легкие пальцы, эти нежные губы. Но Она не позволила себе этого сейчас, Она хотела поставить точки над «и»:
- Ты не ответил.
- Что ты хочешь услышать?
- Хочу знать, что будет дальше. Как мы будем дальше?
Он дурашливо пожал плечами и принялся рисовать на ее лице узоры. Она закрыла глаза и глубоко вдохнула:
- Я не буду тебя торопить с выбором. Я не буду спрашивать, любишь ли ты меня. Возможно, не сейчас, возможно, тебе потребуется время, чтобы решить окончательно. Только прошу тебя, если ты устанешь от меня, если почувствуешь, что не можешь быть рядом, не обманывай, скажи мне сразу. Скажешь?
Он на мгновенье поджал губы и старательно вывел пальцем на ее щеке «Да», украсив эту невидимую надпись завитками. Она снова глубоко вдохнула и зажмурилась, боясь заранее прочитать в его глазах ответ на свой следующий вопрос:
- Ты… хочешь… чтобы я ушла из твоей жизни?... Не в смысле – сейчас из квартиры. Не в смысле – как человек и музыкант. А как любящая тебя женщина…
Он замер на мгновенье, а потом написал на ее лице жесткими, четкими, большими печатными буквами «НЕТ!» - и не ограничился одним восклицательным знаком. Он прижал ее к себе, и, укачивая, как ребенка, шептал: «Не хочу! Не хочу!» - перемежая свой шепот нежными поцелуями.