Страница 10 из 14
И-и-и – подать сюда гитару! Господа гусары гуляют!
А подать сюда Карменситу! Уж она-то оценила бы… Хотя – найдутся и другие ценители – вон, как ухмыляется Витька Гинзбург, наш первый школьный диссидент. Несомненно, знает, чьи стихи сейчас звучат.
Киваю в ответ. Витька с родителями уедут сразу после Миладки, в ноябре этого года. А пока…
А много ли слушателей вспомнит о «Максимилиане Габсбурге, называющем себя императором Мексики» и о его страшной судьбе? Да и плевать. Пусть мёртвые хоронят свих мертвецов… Эй, где там моя персональная мулатка, сиречь, Нинон?
Это всё в чистом виде понты голимые, самолюбование. А что? Имеем в кои-то веки право! Альтер эго на кураже, как и мы с Астом. Между прочим, вполне заслуженно – это ведь он провёл бой, я лишь подсказал пару мелочей, типа давешнего «жеста Морфиуса», да приглядывал, чтобы если что, мгновенно перехватить «управление».
Но – не понадобилось. Справился.
Так-то. А вот и Нинон – глаза горят, сама льнёт к герою дня, на всё готовая, на всё согласная, и я вижу, как вспыхивают огоньки зависти во взглядах то одной, то другой из наших девчонок. Уж извини альтер эго, жизнь – штука порой несправедливая. И судьба тебе сегодня отдыхать за мутной завесой подсознания, в то время как «Второй», как ты меня называешь, будет вкушать заслуженные, хоть и запретные плоды победы.
…да ладно, чего там! Успеешь ещё, какие твои годы…
1979 г., июнь,
Подмосковье.
Вечер с печальным финалом.
Новый трудовой день. Жара, свёкла, «Работай, негр, солнце ещё высоко». Мы с Астом не воспользовались возможностью откосить от «плантаций» на конюшне и честно пашем вместе со всеми. Тем более, что на хозяйство Фомича сегодня, ближе к вечеру, у нас имеются планы.
Дело в том, что вечером должны приехать наши классные. Мы решаем встретить их с помпой. Галина предварительно позвонила, сообщила на какой электричке они с Татьяной Иосифовной приедут. Причём – позвонила прямо с переговорного пункта на вокзале, так что можно рассчитывать, что планы в последний момент не изменятся. Ну и мы с Астом готовы – у Фомича позаимствован Председатель, на этот раз вместе с седлом, и тихая соловая кобылка Фрося. Кобылка запряжена в телегу, на которую навалена свежая солнечно-жёлтая солома, прикрытая чистой мешковиной. Такой процессией мы и отправляемся встречать наших классных – я верхом на Председателе, Аст же правит гужевым транспортом – научился за время практики. С ним на телеге Катюшка Клейман – в руках у неё глечик (так, на малороссийский манер, здесь называют глиняные кувшины) с молоком и завёрнутые в тряпицу пирожки, продукция нашего пищеблока. Ритуля Дымшиц постаралась – капустой, с картошкой, с луком и яйцами. Вку-у-сные…
От станции Галина с Татьяной Иосифовной собираются ехать на автобусе – местном облупленном «ПАЗике», в который на вечерние рейсы народу набивается, что шпроты в банку. Но мы их от это избавим: встретим прямо у платформы, подсадим, забросим на телегу вещи и отвезём со всем полагающимся деревенским шиком. Конечно, получится подольше, чем на механической тяге, зато – погода изумительная, июньский вечер тих и прозрачен, на шоссе пусто, хоть шаром покати. Лошади фыркают, на мягкой соломе так удобно сидеть и хлебать из глиняной посудины парное, ещё тёплое молоко вечернего надоя. Некрасов пополам с Есениным и прочими прелестями русской деревни – получите!
Если честно, то вся эта встреча – не что иное, как самый примитивный подхалимаж. Классным наверняка наплетут сорок бочек арестантов про наши с Астом подвиги – вот мы и стараемся заранее умилостивить. А если серьёзно – мне просто радостно от того, как всё сложилось. Радостно видеть улыбки гостий, слышать изумлённые ахи и охи, подъезжать на ходу поближе к телеге, чтобы Галина и её подруга могли, привстав, потрепать могучую шею Председателя и протянуть ему на открытой (непременно открытой, Катюшка объяснила) ладони кусок пирожка. И снова восхититься, как конь благодарно фыркает и тянется за новой подачкой… А я, расслабленный, довольный как слон, уступаю альтер эго и делаю шаг вглубь.
«Щёлк-щёлк…»
Поворот к «усадьбе». Телега сворачивает с растрескавшихся бетонных плит на пыльную грунтовку, и Денька, демонстрируя новообретённые навыки (прав «Второй», прав, он учится с невероятной какой-то стремительностью) пускает Председателя в карьер, не забыв лихо, по-разбойничьи свистнуть. Восторг, упоение – барабанная дробь копыт, ветер в ушах, и пыльный шлейф тянулся за бешено несущимся жеребцом. Ускакав вперёд метров на триста, Женька осадил коня, развернул – и назад, тем же бешеным аллюром. И, не доезжая до телеги метров десять, снова осадил и – резко, как не раз это делал «Второй», вздёрнул коня на свечку. И, на самом пике восторга вдруг понял, что Председатель заваливается на спину, грозя придавить его всеми шестьюстами килограммами своего живого веса.
Его спасли тапочки – резиновые, с матерчатым верхом, полукеды на босу ногу. Они легко выскочили из стремян, позволив в последний момент вывернуться из-под рушащейся в пыль конской туши. И, словно во сне – испуганные крики обеих учительниц…
…ну, и кого мне за это материть? Уж точно не альтер эго – он забился в дальний уголок нашего общего мозга и носу оттуда не кажет. Вот и не кажи, сиди, осознавай… Хотя, если по справедливости – то в чём его вина? Это мне надо было думать, старому дураку, упустившему контроль за ситуацией в самый ответственный момент. Понимал же, что конь тяжеловат для такого всадника, не привычен к лихим кавалерийским приёмам. А сам альтер эго весь звенит от возбуждения, и последнее, о чём он сейчас думает – так это о безопасности, хотя бы в силу того, что не представляет, что с ним может произойти. Нет же, подумал: пусть дитятко потешится, получит свои пять минут славы, насладится заслуженным триумфом. Вот, значит, и насладился…
2
И. Бродский, «Мексиканское танго»