Кровь

      Сьюзен уставилась на листовку в своих руках. Только что она выпала из её почтового ящика, когда она проверяла его. Насколько бы не были развиты современные технологии, но по-прежнему не каждый мог позволить себе их. И вот Сьюзен решила сегодня проверить ящик, но кроме обычной рекламы она там ничего не увидела, пока не выпал этот листок. Он был напрочь лишён каких-либо новшеств, кажется, даже написан от руки, что вообще сейчас было очень странным, но самыми необычными были слова, написанные на нём: «ЕСЛИ ТЫ ЧЕЛОВЕК, ТО БОРИСЬ ПРОТИВ ПРАВИТЕЛЬСТВА!!! БОРИСЬ ЗА РАВЕНСТВО!!!». Сьюзен уже несколько раз прочла эти строки, но почему-то до конца так и не смогла их понять. Она осознавала то, что было написано, но не могла поверить в это. Неужели есть такие люди, как и она? Неужели есть те, кто мыслит так же, как и она? Это осознание пугало её и в тоже время радовало. Её радовало то, что она всё же не одна такая, что кто-то тоже заметил это несправедливое и низкое обращение с теми, кто не многим отличается от людей. Но её пугало то, что неужели она такая? Неужели она может пойти против кого-то? Неужели она всё же другая?

      Сьюзен чувствовала, как дыхание становится более глубоким и частым, а руки почему-то еле заметно дрожат, и не слушаются пальцы. Она снова опустила глаза на изображённый на листовке меч с весами. Почему он всё же кажется таким чужим?

 

                                                                               ***

— Знаете, доктор, я себя как-то странно чувствую после наших сеансов, — Шон заглянул в лицо Сьюзен, она тоже подняла на него глаза и отметила про себя, что этот разговор будет касаться её.

— И как же? — спросила она, делая вид, что не догадывается, о чём хочет её спросить вампир.

— Я вот как-то сначала долго приходил в себя, когда вы мне этот вкалывали… как его… «препарат боли», а сейчас что-то я с каждым разом всё раньше и раньше пробуждаюсь и стал лучше себя чувствовать. Вот, от чего б это могло быть? —он снова поднял на неё глаза. Он всё знал, абсолютно всё, но ему нравилось её выражение лица, когда она пытается что-то скрыть, когда надеется, что об этом никто не узнает.

— Возможно, ты просто стал привыкать к препарату и всё. Может, мне тогда дозу увеличить? — Сьюзен усмехнулась, они оба знают, что она этого не сможет сделать.

— Нет, спасибо, доктор, я как-нибудь обойдусь, — с такой же усмешкой ответил он.

      Они замолчали, каждый заняты своими мыслями. Раньше эта тишина угнетала Сьюзен, но сейчас она чувствовала себя свободно даже в ней, даже она была ей приятна, как и их разговоры. Темы их бесед часто были неприятными, часто их даже не хотелось касаться, словно это какая-то чума, но то, что они разговаривали, уже только это доставляло ей удовольствие, которого она не признавала, но с ужасом и страхом осознавала. Но когда в какое-то мгновение это осознание приходило, она тут же старалась его затолкать поглубже в разум, словно боясь, что это может кто-то увидеть или заметить. Даже в уединении, когда она приходила домой уставшая и одинокая, она боялась достать это осознание с дальней полки и рассмотреть, перечитать заново более вдумчиво и осмысленно. 

— Знаете, это хорошо, что это просто я стал привыкать, а то я уже испугался, что вы решили вступить в организацию «Равенства», —сказал он и, кивнув взгляд на листовку, что лежала на столе Сьюзен, посмотрел на неё теперь с внимательным серьёзным выражением лица. Он явно бы не порадовался, если бы Сьюзен так поступила.

— Почему? — непонимающе спросила девушка. — Разве эта организация не пытается защитить ваши права? Разве она не пытается добиться равенства?

      Шон молча смотрел на неё, что-то обдумывая, а потом заговорил:

— Знаете, доктор, я знал одну девушку, вампиршу, она была в том же борделе, что и я, —говорил он ровным, спокойным голосом, который заставлял тебя слушать его очень внимательно и запоминать всё, что тебе говорят. — она была хорошей девушкой и довольно симпатичной, не супер-красивой, но вполне милой. У неё был живой характер и неисчерпаемы оптимизм, которому оставалось только поражаться и завидовать. Но однажды наш бордель посетила небольшая компания, как позже мы узнали, это были уравнители. Они взяли на ночь несколько девушек, в числе которых была и она. После того дня она сильно изменилась. Она словно расцвела и оживилась ещё сильнее, правда, стала более скрытной и мечтательной. До меня доходили слухи, что она влюбилась в одного из уравнителей, который потом стал часто к ней приходить. И как-то раз, после их встречи, она стала очень мрачной и вдумчивой, вся её жизнерадостность улетучилась в одно мгновение. Её подруги пытались что-то узнать, даже хозяин стал её ругать и бить за это, говорил, что она своим видом клиентов отталкивает, но она ничего не сказала. А однажды к нам пришли какие-то шишки из «ИООП», в тот день она была ещё более мрачной и очень пугливой. Я до сих пор помню выражение ужаса и обречённости на её лице, когда её выбрали в «увеселительную компанию» для этих… людей, — его лицо еле заметно скривилось. — И в тот день один из них был убит. Хозяин тогда сильно испугался, боялся, что вину на него повесят, нас тоже всех проверяли, удивительно, что просто не перебили. Но потом даже награду назначили, если кто-то сознается, кто убийца. А она совсем одичала, боялась каждого шороха и тени, даже подруг к себе не подпускала. А потом к нам пришли синерубашечники* и убили её прямо у всех на глазах. Это был не просто выстрел в грудь серебренной пулей, нет, они убивали её медленно и мучительно, постепенно отрубая ей конечности одну за другой. Много… крови было… —его взгляд затуманился и устремился куда-то в пустоту, словно эта картина убийства до сих пор стояла перед его глазами. 

— И что же потом? — боязливо спросила Сьюзен. Ей совсем не хотелось слушать такие рассказы, не хотелось ещё больше разочаровываться в людях, но не слушать она не могла, какая-то невидимая сила заставляла её внимать и слушать всё, что он говорит.

      Шон бросил быстрый взгляд на Сьюзен, в его глазах читалось удивление, словно он забыл о том, что она тут есть.

— Да… потом… Её подруги рассказали, что она как-то им проговорилась, что у них с тем уравнителем была любовь, и что он сказал, что если она хочет быть с ним, то должна убить кого-нибудь важного из «ИООП». А ещё он обещал, как только она его убьёт, то он тут же её украдёт, и они сбегут. Она долго сомневалась, но он так её уговаривал, клялся в вечной любви, что в конце концов она согласилась. Но после того, как она убила в тот вечер, он её не забрал. А потом мы узнали, что тем, кто на неё донёс был как раз этот уравнитель, её «любовник», — Шон горько усмехнулся.

       Наступило молчание. Сьюзен не могла поверить в услышанное, ей всё это казалось таким далёким и нереальным, но она не могла не поверить.

— Что, не верите мне? — спросил Шон, заметив устремлённый на него взгляд. Не верит ли она? Нет, она верит. Она уже давно готова поверить всему, что он говорит, чтобы он не сказал, но она молчит, не отвечает. — Вы когда-нибудь были в трущобах? Нет, навряд ли вы там были. Так вот, съездите когда-нибудь туда, там вы увидите всё, увидите другою сторону «золотой медали».

      Другая сторона? Насколько же она ужасна, раз на его лице такая ухмылка?