Кровь

      Мимо Фостер что-то промчалось со скоростью ветра и исчезло за распахнутой дверью.

      — А теперь, и мне пора, — сказала она себе и вышла за дверь. Она тут же оказалась в окружении. Все ружья были направлены на неё. Отступать было некуда, но на её лице вызвало улыбку то, что правая «стена» людей была «пробита насквозь». Наверно, это так прорвался Шон.

      — Здравствуйте, мисс Фостер.

      Мэри обернулась на голос. Перед ней, как всегда, фальшиво улыбаясь, стоял Лойс.

      — Вижу, ваши друзья уже покинули вас, — произнёс он, не переставая улыбаться.

      Фостер усмехнулась.

      — Они мне не друзья. Так, помогли в одном дельце.

      — Вот как, — задумчиво протянул мужчина. — И теперь вы решили помочь им.

      — Как видишь, — спокойно ответила Мэри, но внутри неё уже горело пламя, она чувствовала, как её органы медленно начинают плавиться.

      — И как же ты собираешься нас задерживать? Ты же на ногах стоять не можешь, — Лойс усмехнулся и такая же усмешка отразилась на лицах синерубашечников.

      — А это мы сейчас посмотрим, — с улыбкой ответила Мэри Фостер.

      Что ж, раз она не смогла убить Сешера, так почему бы не забрать с собой в Ад его сына?

***

      Сьюзен рухнула на зеленеющую траву рядом с Шоном. Они оба тяжело дышали. Бежать пришлось долго и, если ещё из «Центрального телевидения» Сьюзен вышла на руках Шона, то потом ей пришлось бежать на своих двоих.

      Она откинулась назад, распластавшись на мягкой траве. Небо было прекрасным. Из светло-розового оттенка оно медленно перетекало в голубой, и не было ни одного облачка, только лёгкие дымки изредка проплывали по небосводу. Сьюзен ещё никогда не видела такого чистого неба.

      — Жаль, что она не увидит его, — тихо проговорила она, зная, что Шон её услышит. Но он ничего не ответил, делая вид, что занят попытками стереть с себя кровь синерубашечников, которые встретились им на пути и попытались остановить.

      Сьюзен резко села.

      — Правильно ли мы поступили, оставив её? — даже в такое прекрасное весеннее утро на её лице отразилась печаль. Можно ли любоваться красотой, когда другой никогда больше не сможет её увидеть?

      — Это был её выбор, — не поворачивая своего лица, ответил Шон.

      Между ними наступило молчание. Птицы уже пробудились и распевали свои песни. Сьюзен никогда не слышала их пения на воле и наслаждалась этим. Солнце только появилось на горизонте и начинало медленно подниматься, чтобы начать новый день.

      Сьюзен вдохнула полной грудью свежий утренний воздух. Ещё никогда в её лёгких он не был таким чистым. Она обвела взглядом открывшийся им с горы вид. Внизу, довольно далеко от них, возвышались могучие серые стены Города. Оттуда поднимались клубы фабричного дыма, создавая над городом подобие серых тяжёлых облаков. А небоскрёбы торчали, как пики, в самом центре Города. Там никогда не светило настоящие солнце, оно никогда не могло пробраться сквозь эти тучи. 

      Сьюзен отвернулась от этого вида, больше это не её дом, да и не был им никогда. Она смотрела на поля и лес, что окружали Город, но сторонились его. Она будет помнить до конца жизни, как оранжевые лучи солнца окрашивали верхушки деревьев в свой цвет, как пробуждалось всё живое, как мир начинал своё новое утро. Даже если бы она умерла прямо сейчас, прямо здесь, она бы не пожалела об этом. 

      Сьюзен ещё раз глубоко вздохнула и откинулась назад. Она устала, чуточку хотелось спать, но она не могла себе этого позволить, она не хотела пропускать и минуты этого первого в её жизни восхода солнца.

      — Мы сбежали, — с радостной улыбкой произнесла она.— И что же теперь?

      Шон ответил не сразу, он поднял глаза на солнце, что уже показалось на половину, а потом лёг рядом со Сьюзен.

      — Не знаю, — выдохнул он. — В моём распоряжение ещё много сотен лет, а вот ты...

      Он замолк, ему было тяжело говорить о том, что по его меркам, им со Сьюзен скоро придётся расстаться навсегда.

      — Я хочу быть с тобой все те сотни лет, что тебе отведены, — ответила Сьюзен, повернувшись к Шону и посмотрев на его бледное, но прекрасное лицо.

      — Ты не знаешь, что это такое. Это очень тяжело. Очень, — повторил он и тоже повернулся к девушке лицом. — Я не хочу, чтобы ты так страдала, как страдаю я.

      — «И в горе, и в радости...», — усмехнувшись, произнесла Сьюзен. Она протянула ладонь и нежно коснулась холодной, как у мертвеца, щеки. — Пускай это будет наше единственное горе, а всё остальное — радостью.

      Шон немного удивлённо посмотрел в глаза девушки. А потом на его лице появилась улыбка, и он засмеялся. Сьюзен впервые слышала его искренний смех.

      — Мне нравится, как вы сказали, доктор, — по-прежнему смеясь, похвалил он Сьюзен.

      — Почему ты всегда зовёшь меня доктором? — спросила Сьюзен, серьёзно посмотрела на лицо Шона. Тот перестал смеяться и задумчиво посмотрел на небо, которое приобретало всё более оранжевый оттенок.

      — Я боюсь, — тихо произнёс он. — Я боюсь и не хочу причинять тебе боль.

      — А думаешь, мне перенесёт радость стареть и умирать, зная, что ты останешься один?! — Сьюзен вспылила, но тут же успокоилась и добавила: — Прошу, это принесёт мне больше страданий.

      Шон молчал. Сьюзен видела, как напряглись его скулы, а тонкие пальцы сжались в кулак. На его лице отразилась горечь и душевные терзания, что происходили внутри него. Он хотел, он страстно желал, чтобы она осталась с ним до самого конца, но... Это была лишь красивая мечта, которую он боялся воплотить.

      — Прошу, — шёпотом повторила Сьюзен свою мольбу и ладонью мягко развернула лицо вампира к себе. Она умоляюще взглянула в его зелёные глаза.

      Его тонкие губы плотно сжались. Он не выдержал.

      Шон резко сел и, скользнув взглядом по лицу Сьюзен, освещённому яркими лучами солнца, склонился к её тонкой шее. 

      Солнце уже взошло и поднялось над горизонтом. Оно готово отправиться в новый путь, освещать и согревать новый день.

      Он тихо прошептал ей на самое ухо «Я люблю тебя, Сьюзен», прежде, чем прокусить её белую кожу.

      Так начался их новый день.