Кровь

                                                                                   ***

      Сьюзан Рассел была из простой семьи. Её отец был доктором и работал в обычной клинике для таких же простых и небогатых людей, как и он. Сьюзан всю жизнь видела, как её отцу приходилось трудно из-за своего маленького заработка и мягкого доброго характера, который не позволял ему брать взятки и даже обычные подарки пациентов. Матери у Сьюзан не было. Она бросила её бесхарактерного отца, оставив на него свою годовалую дочь. Отец часто горевал из-за этого, а в конце концов стал пить. Сьюзан, видя всё это, сказала себе, что никогда не будет жить так, как её отец. Она училась, усердно училась, делая всё, чтобы быть первой. Она закончила хорошую школу, в которую смогла поступить только из-за своего старания, а также закончила медицинский университет как лаборант. Уже там она поняла, что если она хочет изменить свою жизнь, то должна сделать всё, чтобы попасть в «Донорскую Клинику имени Сешера». И она сделала всё. Она не спала ночами, учила все книги подряд, несмотря на то, что дети богатеньких родителей и живущих в Центре города ничего не делали, так как знали, что им уже обеспечено хорошее место. Из-за своей замкнутости, серьёзности и какой-то холодности Сьюзан так и не смогла найти себе друзей. Но они и не нужны были ей. Она шла, никуда не сворачивая, к своей цели и у неё просто не было времени на то, чтобы заниматься такой вещью как «друзья». Она должна чётко выполнять свою работу и не думать о всяких глупостях. Она лишь однажды задумалась о таких «глупостях». Это было тогда, когда неожиданно для себя она заметила Ричарда Лойса. Тогда она впервые почувствовала какой-то интерес к людям за исключением научного. Теперь она не могла не бросить взгляд ему вслед, когда он проходил мимо, или стараться проехать с ним в лифте, пусть ей и не нужно было на другой этаж. А потом они стали иногда обедать вместе, он стал ей рассказывать о своих опытах, а однажды он рассказал ей что чувствует вампир, когда ему вводят «препарат боли» и как из его крови делают «коктейль молодости». Сьюзан никогда не вдавалась в такие подробности. Это было совершенно ей не интересно, и она изучила это только поверхностно, так как это даже не входило в её компетенцию. Но теперь она часто стала обращать внимание на то, на что не обращала до этого: как искажается лицо вампира-донора, когда ему вводят «препарат боли». Как его кровь медленно поднимается по прозрачной трубочке, какой запах она имеет и то, как потом люди это пьют, чтобы остаться молодыми. Она никогда не боялась крови, её не мутило от вида органов, но теперь тошнотворное чувство подступало при одном воспоминании о крови вампиров. Сьюзан чувствовала себя сломленной.

      — А-ай!

      Сьюзан словно очнулась ото сна. Она заморгала, до её сознания дошло, что сейчас она в своём кабинете, сидит в своём кресле, склонившись над чьей-то худой с белоснежной кожей рукой. Сьюзан ничего не помнила. Как это было странно. Она не помнила, когда пришла сюда, когда пришёл донор и когда она начала брать у него кровь. Она подняла взгляд вверх по руке на плечо, потом через плечо на лицо обладателя руки. Её взгляд встретил тёмно-зелёные глаза, смотрящие на неё с недовольством. Какими красивыми они были. Сьюзан невольно залюбовалась ими.

      — Вам не кажется, доктор, что вы скоро из моей руки решето сделаете? — возмущённо произнёс мужчина. Это был вампир. Об этом говорила бледность его кожи и слегка приоткрывающиеся тонкие клыки во время того, как тонкие губы что-то говорили.

      Сьюзан продолжала смотреть на его лицо. Она никогда раньше не рассматривала ни то что глаза своим пациентам, но даже просто лицо. Она знала, что вампиры сами по себе красивы от природы, но этот был красивее тех, кого она встречала до этого. Она ещё никогда не видела такие мягких тёмно-рыжих волос.

      — Доктор, вы чего молчите? — вампир отстранил своё прекрасное лицо и с недоверием покосился на Сьюзен.

      — Прости, — не понимая, что говорит, выпалила девушка и, устыдившись такого жгучего интереса к лицу пациента, опустила глаза на его руку. Действительно, кажется она его достала тем, что одиннадцать раз не могла попасть иглой в вену. Возле тонкой синей веной, немного выпирающей из-под кожи, были видны одиннадцать еле заметных красноватых точечек.

      — Ух ты, — вампир присвистнул, — никогда ещё не слышал, чтобы человек извинялся перед рабом. Неужели завтра Решающий День* наступит?

      Нагловатый тон, с которым говорил вампир, совершенно не понравился Сьюзан, ей показалось, что он надсмехается над нею. Первое впечатление о его красивой внешности прошло, и на его смену вернулась всё та же холодность и строгость.

      — Тебе не кажется, что ты не имеешь права так говорить мне? — она подняла голову и посмотрела на слегка улыбающееся лицо вампира твёрдым и холодным взглядом.

      — И что ты сделаешь? Убьёшь меня, накажешь или ещё несколько раз потыкаешь иголкой мимо вены? — кажется вампир совершенно не чувствовал страха перед Сьюзан и своей возможной участью. Его самодовольное выражение лица ещё больше взбесило девушку.

      — По-видимому мне придётся сегодня сказать твоим охранникам, чтобы они наказали тебя как следует, — Сьюзан опустила глаза на иглу, проверяя, не сломался ли кончик.

      — Думаю, они это и без вас сделают, — лицо вампира приняло загадочное выражение.

      Сьюзан ничего не ответила. Незачем ей было заводить разговор с вампиром, но он уже был начат:

      — Я прежде тебя не видела.

      — О, вы правы, такую личность как я замечают сразу, — губы вампира растянулись в довольной улыбке. — Меня сюда только сегодня отправили. Кто-то из ваших доноров коньки отбросил, а я вот надоел своим хозяевам, и они меня отправили сюда. Так что, если соскучитесь, можете приходить со мной поболтать, — он выглядел так, словно Сьюзан всю жизнь ждала его приглашения поболтать с ним, а он наконец снизошёл до того, чтобы пригласить её. — Я теперь обитаю в камере А-36.

      «Самодовольный болтливый идиот, — подумала про себя Сьюзан, стараясь не обращать на бессмысленную речь вампира. — И зачем я его вообще спросила?».

      — Я думал тут не дают отдельных камер, а оказалось, что тут прям целая комната в моём распоряжении. Да и с охраной можно поболтать. Они мне правда оставили «подарочки» на боках, — он взглядом указал на свой бок. Сьюзан подняла сначала глаза на его лицо, а потом нехотя приподняла край белой рубахи, какую носили все вампиры-доноры. Она невольно отшатнулась: весь бок вампира был в фиолетовых синяках, а некоторые из них даже налились кровью. Она поспешно опустила край рубахи, испугавшись чувства жалости, которое в этот момент промелькнуло в её душе.

      — За что тебя так? — Сьюзан это спросила тихо, словно саму себя и совершенно не хотела, чтобы это услышал вампир. Но он услышал.

      — Сказали, что болтаю много. Били сильно, но они слабаки, боятся бить по лицу, — он даже тихо посмеялся с охранников. — Уж слишком красивая у меня мордашка для этого. Ведь меня могут и продать потом.

Сьюзан не могла надивиться, с каким весельем вампир говорит о том, что его ещё сегодня избили, а потом могут продать. «Неужели они все такие?», — спрашивала она себя, протирая иглу раствором. Нет, не все такие как он. Те, другие, кого она когда-нибудь встречала не были так веселы. У них у всех на лице было одно выражение — выражение обречённости.

      — Кстати, доктор, а чего это вы такая зелёная? — вампир совсем обнаглел.

      — Не твоё дело, — бросила она. А потом что-то заставило её задуматься и замереть. — А почему ты такой болтливый?

      — Что значит «почему»? — вампир непонимающе посмотрел на девушку. — Родился такой.

      Но Сьюзан знала, что причина не в этом.

      — Я не вколола тебе «препарат боли», — простонала Сьюзан, осознав свою ошибку. Она схватила себя за голову. Как, как такое могло произойти с ней? С ней — одним из лучших работников. Нет, ей следует собраться. Нечего ей болтать с рабами не только во время работы, но и вообще, хорошего от этого будет мало.

      — Ой, — вампир поморщиться. — Неужели у вас ещё не придумали как обойтись без этого? Чем вы вообще здесь занимаетесь?

      — Ты слишком много болтаешь, — Сьюзан осадила пациента строгим взглядом, тот лишь пожал плечами, — а ещё слишком много позволяешь себе для раба.

      — Так без этой штуковины никак? — вампир, пропустив замечание Сьюзен, смотрел на колбочку с «препаратом боли» в её руках, как смотрят дети на нелюбимую кашу, которую хочешь —

не хочешь, а съесть придётся.

      — Никак, — повторила Сьюзан и, набрав светло-голубую жидкость в шприц, подошла к вампиру.

      — Ну ладно, — тот как-то слишком послушно откинулся назад на спинку кресла. Сьюзан закрепила его ошейник так, что теперь вампир не сможет оторвать голову от спинки кресла, обтянутой белой кожей. — Так вы навестите меня? — спросил вампир, наблюдая за работой девушки.

      — Нет, — коротко ответила та. Она не хотела смотреть в лицо мужчины, но невольно скользнула по нему глазами. Он был спокоен, даже слишком спокоен для человека, который сейчас испытает нестерпимую боль. А может это от того, что он всё же не человек?

      — Жаль, очень жаль, — на его лице отразилась задумчивость и печаль. В это мгновение детское выражение лица исчезло, на его смену пришло одиночество старости. Но это было лишь на мгновение, потом он снова улыбнулся, правда, не столь искренне как до этого. — Но что ж, мы всё равно с вами встретимся ещё раз. Как часто к вам водят донора?

      — Раз в неделю, — ответила Сьюзан. Злость на этого наглого вампира прошла, как только она увидела эту его минутную печаль.

      — Довольно часто, — вампир покачал головой показывая, что его устраивает это расписание. — Ну что ж, тогда увидимся через неделю, доктор.

      Вампир успел ещё раз улыбнуться Сьюзан на прощание прежде, чем она закрепила ремень на его губах так, чтобы он больше не мог говорить, так, чтобы не слышать его криков.

      «Они тоже умеют чувствовать, — с этой мыслю Сьюзан ввела иглу в вену, но на то, чтобы ввести жидкость, её решимости не хватало. Она в последний раз бросила быстрый взгляд на лицо вампира: он был спокоен, он смирился. — Сколько же ему пришлось пережить, чтобы быть таким спокойным, чтобы обрести такое смирение?».

      Сьюзен постаралась отогнать назойливые мысли и с вспотевшими от необъяснимого волнения ладонями ввела препарат.

      Мгновение ничего не происходило, но потом тело вампира резко содрогнулось, его прекрасные глаза широко распахнулись, в них отражался ужас и страдания, лицо исказилось болью. Он снова содрогнулся, норовя освободиться от оков. Он начал так сильно метаться из стороны в сторону, что Сьюзан поспешила закрепить его туловище ремнём, который прижал его за талию к креслу. Это вызвало у него ещё больше боли. Когда он пытался вырваться — его сдерживал ремень, который давил на его свежие синяки на боках.

      Сьюзан никогда ещё не была в панике, и сейчас она испытала это чувство впервые. Она ни раз видела, как препарат действует на вампиров, как они мучаются, пытаясь освободиться от оков. Бояться, что вампир мог бы выбраться из кресла — не было нужды: оковы были крепки. И его попытки никак не мешали ввести иглу в вену и собрать кровь, но в душе Сьюзан зародился какой-то страх, сострадание и…. желание помочь.

      Но она должна, должна была выполнить свой долг.

      Она взяла иглу дрожащими руками и вставила её в прозрачную трубочку, которая уже была прикреплена к аппарату. Её руки по-прежнему дрожали. Она ввела иглу в вену с точным профессионализмом, но на её глазах были слёзы.