Страница 21 из 24
Я смотрел на ее огромное мощное тело, и видел за ним девушку, маленькую, робкую, печальную, и мне было так ее жалко. Я думал об истории, которую она рассказала, и понял, что меня зацепило:
- Госпожа!
- Эльза! Зови меня Эльза, пожалуйста, - воскликнула она.
- Конечно. Эльза, но если ты прошла через все это, тогда зачем ты спасла моего отца? Зачем впустила к себе в дом? А если бы он оказался таким же негодяем, что и тот купец? Неужели ты не боялась повторения?
Она грустно улыбнулась и после паузы ответила:
- После той истории я долго не могла придти в себя, просыпалась от кошмаров, боялась любого шороха. Меня раздражали беспечные разговоры мипутов, от которых я никуда не могла деться. Но больше всего я злилась, злилась на своего отца. Зачем он впустил того купца в первый раз? Зачем он позволил уйти ему во второй раз? Если бы он его убил, ничего этого бы не было. Это его ошибка! И я ее никогда не повторю, - думала я.
Но проходили дни, месяцы, года. И я поняла, почему он так поступил. Ты представь, Брин, годы тишины! Никого рядом, только безмолвные мипуты снуют рядом. Ничего не меняется, ничего не происходит. Только я и этот замок. Все, что пытаешься сделать, кажется абсолютно никчемным, ненужным. Книги падают из рук, не радуют скульптуры и картины, все покрыто пеленой тлена и забвения, словно я принцесса, уснувшая на сто лет. Но я была жива, я не спала, хотя моя жизнь ничем не отличалась от смерти.
Меня пробрали мурашки от ее холодного безжизненного голоса, словно она снова погрузилась в то состояние пустоты:
- Эльза, я тут, я рядом!
Она вздрогнула:
- Да, прости. Я не знаю, сколько лет отец прожил один до появления того купца, возможно, он был даже рад, когда купец привел к нему наемников в первый раз. Он наконец смог почувствовать себя живым, ощутить свою силу, сделать хоть что-то, что выходит за рамки обычного. И если бы он не отпустил в тот раз купца, то как бы он смог встретить мою маму? Присутствие всего одного человека, я уверена, заставило его снова ожить. Он боялся, переживал, волновался - он снова чувствовал!
Пусть он прожил с мамой всего десять лет, но это были самые счастливые годы в его жизни. К тому же у них появилась я. Я даже представить себе не могу, каково это - увидеть нового маленького человечка, учить его ходить, говорить, кушать, радоваться его улыбкам... Даже если бы он знал, что все закончится именно так, он бы повторил все заново, я уверена.
Поэтому когда твой отец появился в моем лесу, я ни секунды не колебалась, чтобы спасти его. Несмотря на то, что больше всего я бы хотела поговорить с ним, увидеть его своими глазами, а не через зеркала, потрогать настоящего живого человека, я пряталась, не желая его напугать. Я не думала, что он сразу сможет найти драгоценный цветок, я забыла закрыть ту комнату только из-за волнения, у меня и в мыслях не было таким образом привязывать его к замку, к тому же он должен был умереть в течение трех дней...
- Эльза, я верю тебе. Я никогда и не думал, что ты специально все подстроила. Отец тоже говорил, что все произошло только из-за его любопытства и небрежности.
- Даже в своих самых радужных мечтах я не могла представить, что вместо него приедет его сын. Но когда я услышала твою пламенную речь в гостиной замка, я подумала на секунду... Я решила, что ...
Ее щеки зазеленели ярче, и она отвернулась, чтобы скрыть это. Я понял, что именно она не договорила. Наша ситуация, хоть и не полностью, копирует знакомство ее родителей. Конечно, юная девушка сразу подумала о романтических отношениях. Тут сгодился бы любой молодой человек, а у меня вдобавок еще и внешность такая... подходящая. Мне часто говорили, что я напоминаю принца из детских сказок.
Может, я должен был приободрить ее, дать какую-то надежду, но я не мог представить себе, как обнимаю или целую это тело. Поэтому я сказал:
- Эльза, я не могу ничего обещать, но я всегда буду тебе верным другом, который не оставит тебя одну. Никогда!
***
Мое лечение изрядно затянулось. Только спустя неделю мне разрешили вставать, но я настолько ослабел, что не мог пройти больше десяти шагов, я начинал задыхаться. При кашле, смехе или громком разговоре мои ребра снова вспыхивали болью, да и правая рука, у которой была сломана ключица, отказывалась мне полностью повиноваться. Наверное, я представлял жалкую пародию на самого себя.
Эльза со слезами на глазах объяснила, что, скорее всего, сломанные ребра повредили легкие, и возможно, моя выносливость навсегда останется на уровне девяностолетней старушки.
Я улыбался. Я очень старался улыбаться. Улыбался, когда по полчаса спускался на двадцать ступенек по лестнице, улыбался, когда, взяв книгу, долго не мог придти в себя из-за внезапного приступа кашля, улыбался, глядя на себя в зеркало и видя полупрозрачный скелет, тень. Улыбался, подвязывая спадающие штаны, улыбался, когда промахивался, кидая нож в цель, хотя не промахивался с пяти лет.
Я не смог улыбнуться только тогда, когда взглянул на свой двуручник. Я его предал дважды: я не взял его с собой в лес и стал бесполезным хозяином.
Когда мне его принесли, я взглянул на мой, хотя уже не мой, фламберг, сел рядом и молча попросил у него прощения за собственную никчемность.
В этот момент в комнату вошла Эльза. Она замерла на входе, а потом кинулась ко мне:
- Брин, не надо! Все будет хорошо, ты обязательно выздоровеешь! И сможешь сражаться с фламбергом в руках!
Я удивленно посмотрел на нее, я же просто сидел рядом с мечом, зачем столько экспрессии? Но потом почувствовал, как мне на руку что-то капнуло, я коснулся лица и понял, что плакал. Я постарался снова улыбнуться:
- Конечно, все будет хорошо. Но сейчас лучше вернуть этот меч обратно в хранилище. Мне, - тут моя старательно натянутая улыбка начала сползать, несмотря на все мои усилия, - мне стыдно смотреть на него.