Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 114 из 126

Русь все больше втягивалась в орбиту европейских разборок, становилась разменной пешкой в планах крупнейших политических игроков. Вина в том ложилась как на прежнего и нового князей, в борьбе за власть призвавших на помощь коронованных хищников, так и в какой-то мере на самого Варяжко, невольно спровоцировавшего подобный расклад. Вновь возникли мучающие душу сомнения - верный ли избрал путь в новой жизни, сам себе задал вопрос: - Почему же его деяния, без ложной скромности - выдающиеся, приносят Руси и его народу только вред? Все больше проливается кровь, приходят новые беды, как-то справляешься с ними, а взамен другие, с худшими последствиями. Правил бы Владимир как в прежней истории, пусть с насилием и обманом - нет же, вмешался, разве стало от того лучше? Честно ответил - хуже! Тем горше становилось на сердце - ведь все делал по совести, выполнял свой долг не жалея себя, почему же тогда так плохо складывается?

Глава 13

В самобичевании дошел до мысли: - бросить все - службу, семью, город, - и уйти в самую глушь, где нет людей, есть только первозданная природа. Молить богов о прощении своих грехов - они от гордыни: возомнил о себе, что вправе распоряжаться чужими судьбами. Теперь же в покаянии готов был отрешиться от мирской суеты и принять любую волю Созидателя, какой бы суровой она не оказалась. В таком настрое Варяжко уже собрался идти к народу отрекаться от власти, но остановила совесть - он должен отвечать за людей, поверившим ему, связавшим с ним чаяния и саму жизнь. Бросить их в канун трудных испытаний, поддаться своей слабости, пусть и во спасение души, стало бы прямым предательством. Надо перебороть в себе сомнения и идти вперед - убеждение в том укрепило волю, вернуло покой и уверенность - делай то, что должен, без страха и упрека.

Никому не подавал вида о душевных терзаниях, да и никто не догадывался о них - люди видели перед собой сильного мужа, под чьей властью и заботой чувствовали себя защищенным от любых невзгод. Вел себя как обычно - проводил как прежде совещания, слушал доклады, давал какие-то указания, объезжал города и селения Новгородской земли. Там встречался с народом, вел разговоры с важными чинами и простым людом. В одной из таких поездок встретил в небольшом селении на Луге девушку, до боли похожую на Румяну, от вида которой все внутри захолонуло. Прошло уже много лет, но позабыть любимую не мог, она продолжала царить в его сердце. Сейчас же вновь видел ее - то же изумительной красоты лицо, хрупкое тело, даже сорочка на ней под свитой с тем же узором, как и у Румяны. На миг даже закрыл глаза - неужели померещилась, но она не пропала, смотрела на него голубыми глазами в окружении таких же селян.

Обратился к девушке с вопросом и вздрогнул, услышав ответ, притом знакомым певучим голосом: - Как зовут тебя, красная девица? - Румяна, господин...

Такого совпадения не могло быть, Варяжко даже поверил в то, что перед ним его любимая, переродившаяся в эту девушку. Проговорил внезапно охрипнувшим голосом: - Ты поедешь со мной, Румяна?

Девушка не смутилась от нескромного вопроса по сути незнакомого мужчины, не опустила глаза, ответила прямо: - Если батюшка позволит, господин.





В разговор вмешался стоявший рядом кряжистый мужик, судя по надетому на нем обожженному фартуку - кузнец или другой мастер огненных дел: - Я Збигнев, литейщик железа, а это моя дочь. Что вы хотите от нее, господин?

- Возьму ее в жены, Збигнев. Кто я - тебе ведомо. Коль сговоримся, то заберу Румяну в свои хоромы.

- Дело важное, не здесь о нем судить. Моя изба неподалеку, там все оговорим, господин.

Вот так - нежданно-негаданно, - Варяжко обзавелся новой женой, хотя уже давно утехи с женщинами не привлекали его. Не сказать, что ослаб мужской силой - в том могли подтвердить его жены, но искать в стороне приключений никакого желания не испытывал. С Румяной обращался больше не по телесной надобности, а велению души - изливал на нее всю ту любовь, что хранил прежде в сердце. Умом же понимал, что это другая Румяна - все же разница между ними имелась, да и ответного чувства та не проявляла, лишь покорность и какое-то подобие приязни, не более. Но даже того ему было достаточно, чтобы представлять в своих объятиях прежнюю любимую, вновь обрести желание и блаженство от близости. В нем пробудился вкус к жизни - мог засмеяться беззаботно, что уже давно не происходило, выходил гулять с семьей, позволял себе шалости, играясь с малыми детьми.

Весной пришла весть из Киева - Владимир с византийским войском подступил к городу и осадил его. Новый князь, Владислав, заперся в детинце, побоялся выступить навстречу и дать сражение, да и с воинами у него было не густо - меньше трех тысяч против пяти у соперника. Наместники земель не спешили отправлять своих воев, сомневаясь в его полководческом даре - войска прежде он не водил, и победе над Владимиром, - прислали лишь с ближних - полян, древлян и северян. Больше месяца Владимир стоял у киевских стен, не раз со своими воинами шел на приступ, брал на измор. Но только с помощью тайных сообщников, открывших ему ворота, прорвался в крепость и захватил княжеский двор, сломав сопротивление германских копейщиков, занявших здесь оборону. Вырезал всех из них, кто остался в живых, не пожалел и своего двоюродного брата - Владислава, хотя тот сложил оружие и готов был сдаться.

Вернув себе княжеский престол, Владимир отправил гонцов по землям с грамотами, в которых объявил о принятии власти над Русью и отменил все указы недолго правившего Владислава. Тогда же расторг договор с германским королем и заключил подобный с византийским императором. В уплату за помощь обязался на следующий год отправить свое войско в Болгарию, воевавшей тогда против Византии за влияние на Балканах. Набрал воинов в дружину, частью из прежней, оставшейся от Владислава, но больше из воев, запросившихся к нему на ратную службу - таких оказалось немало в самом Киеве и окрестных землях. Прознав о победе Владимира, поместные посадники поспешили заверить нового или, вернее, старого правителя о своей преданности - кто-то отправил грамоту, другие сами приехали в стольный град. Князь принял их благосклонно, но вскоре припомнил части из них службу почившему предшественнику - заменил на доверенных мужей, пришедших с ним из Византии.