Страница 2 из 22
Должно быть, я бы так и остался жить в своем сером мирке, если бы в один прекрасный день я не познакомился с человеком, изменившим меня и мою жизнь, открывшим мне мир с другой стороны, «под другим углом». Хотя, по правде сказать, мы изменили друг друга вдвоем. Мы ворвались в наши мирки не стучась, не прося войти – нагло, порывисто, смело. Но мы и не были против.
То была весна. Очень холодная весна. Кое-где все еще лежал слой снега, властвовали мороз и холодные ветра, а гололед вызывал у людей негативные эмоции и проявление осторожности. За эту зиму я успел отбить себе все, что смог. И потому с нетерпением ждал прихода весны. Но весна, по-видимому, не сильно к нам спешила.
Глядя на бушующую метель за окном, я совсем не обращал внимания на монолог учителя. Да и одноклассники тоже не особо вслушивались в его тираду. Всем поскорее хотелось вернуться домой и заняться своими делами, вместо того чтобы скучающе смотреть в пустоту и выслушивать объяснения учителя на непонятном для них языке.
Физику в моем классе никто не любил. Я, впрочем, вхожу в этот список. И место я занимаю предположительно в самом начале. Я никогда не понимал этот предмет, а может и вовсе не хотел его понимать. Он мне вечно казался скучным, нудным и непонятным. Потому и оценки у меня были не самые лучшие. В точных науках я никогда не был профи, мою жизнь занимала музыка. С самого раннего детства я жил среди музыки. Она окружала меня, занимала меня. Мои родители были музыкантами. Мама ездила на гастроли, привлекала внимание зрителей своей очаровательной игрой на виолончели, а отец был преподавателем музыки в музыкальной школе, куда я после был отправлен.
Раньше отец мне говорил, что, когда я был маленьким, моя мама постоянно слушала Паганини и Вивальди, потому у меня такое большое пристрастие к этим композиторам. Они надеялись, что когда-нибудь я стану таким же известным и талантливым.
Я тоже надеялся.
Я упорно занимался игрой на различных инструментах и освоил игру на скрипке, фортепиано, контрабасе и виолончели. Но больше меня привлекала утонченная скрипка, издающая нежные и волнующие душу звуки. Я брался за самые сложные произведения, резал пальцы в кровь, и порой это пугало моих родителей, но я не мог остановиться. Я был зависим от музыки, от скрипки.
Видя мое дикое пристрастие к музыке, мои родители помогали мне, направляли в нужное русло, советовали. И мои успехи их поражали. Я видел гордость в их глазах, и моя душа переполнялась счастьем. Но к сожалению я больше не смогу услышать теплых слов матери, в которых таилась вера в меня, поддержка; не почувствую тяжелую руку отца на своем плече и не увижу полный гордости взгляд.
Судьба их оказалась жестокой по отношению к ним: они погибли в салоне автомобиля. Причиной смерти являлось столкновение с фурой, которую занесло на дороге. Эта была самая холодная зима для меня. Я никогда не был настолько одинок как тогда.
И даже тут спасала меня музыка.
Поначалу было нелегко: она напоминала о родителях, которые были связаны с музыкой так же, как и я. Играя, я видел их образы, слышал их отдаленные голоса. В душе отдавало неприятной ноющей болью, к глазам подступали слезы. Справиться с болью мне помогала моя тетушка Агата, младшая сестра моей мамы. Не имея своих детей, она воспитывала меня как родного сына. Я редко заставал её плачущей, и на то есть объяснение – её желание не отягчать и без того мое тяжелое положение. Но даже если она и старалась скрыть от меня слезы, мокрые от слез глаза выдавали её. Тогда я обнимал её, и наша боль от утраты сливалась в одно целое. Тогда и переносить её было легче.
Но мне начинало казаться, что моя игра становилась хуже.