Страница 63 из 84
- Я не нуждаюсь ни в чьей милости. Я стою высоко над всем тем, что вы называете милостью, жалостью или вредом. Я хочу быть свободным по своей воле, орудием которой являешься ты.
- Не являюсь.
- Значит, будешь им.
- Ты погибнешь, если я тебя освобожу.
- Не погибну. Если ты освободишь меня, я буду королем над тобой, буду королем над всей этой толпой псов, а как долго? Разве это интересует тебя или меня?
- Победитель уничтожает твоих братьев.
- Камень, летящий с горы, валит деревья на своем пути, а потом упадет вниз и будет там лежать. А деревья вырастут. У нас есть сила.
- Тем не менее ты находишься в оковах, и я могу даже бить тебя, если захочу.
- Ты говоришь так, чтобы просто слышать собственные слова, ты сама чувствуешь, что ты ничто против меня.
Ихезаль медленно подошла к чудовищу и, подняв обломок палки, валяющийся в углу, замахнулась, чтобы ударить его по лицу.
Шерн даже не дрогнул. Он только широко открыл свои кровавые глаза, похожие на четыре неподвижных огонька.
Ихезаль безвольно опустила руки.
- Авий! Авий! - крикнула она.
И отпрянула назад, прижав руки к груди.
- Твои сородичи напали на нашу страну,- через минуту совершенно неожиданно сказала она.
Шерн не выказал ни удивления, ни радости. Он молчал.
- Слишком рано,- отозвался он наконец.- Еще не время... Дальнейшие слова были прерваны приходом посланцев первосвященника.
Их вошло в темницу шестеро, рослых и тупых юношей, которые, миновав Ихезаль, как будто не видели ее, приблизились к узнику, набросив ему петли на освобожденные от оков руки. Веревки держали по два человека с каждой стороны; остальные стали разбирать железо и цепи, которыми шерн был прикован к стене.
- Что вы делаете? - закричала Ихезаль.
Они даже не ответили ей, только потащили раскованного узника на веревках за собой наверх. Ихезаль медленно пошла за ними.
В центре храма на троне первосвященника сидел Элем в парадном убранстве, в одежде, украшенной драгоценными камнями. Вокруг него стояли сановники. Собрались все, как на праздник, но их взгляды, несмотря на внешнюю торжественность, беспокойно бегали к входу в храм и обратно, и было заметно, что их пугает малейший шелест. Когда привели шерна, они смотрели на него так, как будто это они были преступниками, а он судьей, держащим в своих руках их судьбы. Только Элем сохранял видимость достоинства.
- Ты знаешь,- обратился он к бывшему наместнику,- что твои братья в заморской стране покорены и уничтожены навсегда. Мы, однако, хотим проявить милосердие к побежденным, особенно к тебе...
Он остановился, чтобы глотнуть воздуха, которого не хватало у него в груди.
Тогда шерн неожиданно спросил:
- Далеко ли от стен вашего города находятся победоносные шерны? А то я вижу по вашим лицам, что вы боитесь, и ваши цветные одежды не могут скрыть вашего подлого страха.
Воцарилось глухое молчание.
Элем первым пришел в себя и, чуть приподнявшись на сиденье, сказал, как бы не заметив дерзкой насмешки в голосе связанного шерна.
- Действительно, твои недобитые сородичи, всполошенные разгромом, кинулись в нашу страну, но я готов даже даровать им жизнь...
- Ха, ха! - засмеялся шерн.
- Да, даровать им жизнь, если...
- Что?
- Они захотят покориться.
- Ха, ха, ха!
Лицо Элема помрачнело.
- Иначе погибнешь ты, прежде чем они достигнут стен города.
- Чего ты хочешь от меня?
- Предупреди их, напиши, задержи... Ты - наш заложник. Мы отправим посла...
- Кто из вас отправится с моим посланием?
Снова воцарилась тишина. Никто ничего не ответил, никто даже мысленно не мог назвать смельчака, который бы отважился стать послом, зная, что идет на верную смерть и на муки. Авий это понял.
- Освободите меня,- сказал он. Элем заколебался.
- Кто нам поручится, что, освобожденный, ты захочешь нас защищать, а не будешь мстить?
- Я могу поручиться,- сказал наместник,- что если вы освободите меня, я буду мстить, а не защищать вас. Но если вы этого не сделаете, месть будет еще страшнее!
Первосвященник хотел что-то ответить, но ему помешало движение, внезапно возникшее у дверей в храме. Вбегают люди с криками и рыданиями - послышались голоса, утверждающие, что шерны уже жгут селения вблизи города - с городских стен виден дым... Началась паника. Сановники сорвались со своих мест, некоторые из них в испуге сгрудились у трона Элема, как бы ища у него спасения.
Элем стоял бессильный, не способный успокоить толпу...
Тогда шерн рванулся из веревок, вступил на возвышение трона и заскрежетал:
- К ногам моим, псы! Падайте к моим ногам! Скулите и молите меня о жизни, которой я вам не дам!
Неизвестно, что произошло бы дальше, потому что в безумном страхе некоторые из старейшин и толпы уже качнулись, чтобы упасть под ноги чудовищу, когда неожиданно у дверей храма раздался мощный, знакомый голос:
- Люди! Стойте!
Все обернулись. На невысокой плите амвона у входа стоял Ма-лахуда. На нем была простая серая одежда, без всяких украшений, на которую падала только длинная седая борода, но от всей его фигуры веяло достоинством. Было видно, что он пришел взять власть в эту тяжелую минуту.
- Малахуда! Малахуда! Первосвященник! Чудом явился! закричали со всех сторон, окружая его.
А он, окинув взором храм, сдержал напор и успокоил шумные голоса одним движением руки.
- Шерна отвести в подвал,- приказал он,- а народу идти на площадь перед храмом. Там я отдам распоряжение.
На Авия мгновенно набросились, оттащили его в подвал и снова приковали к стене. Толпа тем временем через широкие двери выливалась из храма на площадь.
Малахуда переждал, пока люди волной перекатились через него, и вышел из опустелого храма, даже не взглянув на Элема, неподвижно и одиноко сидящего в глубине.
С лестницы он сразу свернул на место первосвященника, возвышающееся над площадью. Его приветствовали прежними радостными выкриками. Ветер развевал его длинные белые волосы, не покрытые ни колпаком, ни стянутые золотым обручем,- рука, которую он поднимал над толпой, была без перстней и без жезла первосвященника, однако все увидели его жест и замолчали, чтобы выслушать распоряжения.