Страница 39 из 40
— Имеете вы в виду медицинский результат? Доктор Бендер приложил много усилий, чтобы угодить властям,- вставил я ядовито.
Профессор быстро подавил улыбку. Он, повидимому, счел ее несовместимой со своим положением и авторитетом.
— Ну, — возразил он мне с сарказмом,- насколько я могу судить по вашей рукописи, вам тоже не совсем чуждо эдакое неодолимое преклонение перед властью предержащей, перед государством и начальством.
Стрела попала в цель, и я от стыда закусил губы. А профессор, устремив глаза в пол и продолжая ходить взад и вперед, заговорил чуть изменившимся, еще более деловым тоном:
— Для окончательного завершения вашей истории имеются лишь две возможности. Он сделал паузу.
— Какие именно? — спросил я.
Профессор поднял левую руку и оттопырил на ней большой и указательный пальцы, как бы давая мне наглядно убедиться в количестве возможностей.
— Первая возможность состоит в том, — говоря это, он обхватил всеми пальцами правой руки большой палец левой, — что вы еще некоторое время, скажем от четырех до шести недель, по собственной доброй воле останетесь здесь, пока вся эта история не начнет зарастать травой. По истечении названного срока я выпишу вас с медицинским заключением, будто вы перенесли нервное расстройство и ваши действия нельзя ставить вам в вину. Чтобы вам не пришлось от чего-то отрекаться и перед кем-то унижаться, я найду формулировку, которая на будущее предохранит вас от слишком больших затруднений. Я даже почти убежден, что вас оставят в покое. С вашим непосредственным начальником профессором фон Егером я переговорю лично. Удастся ли добиться для вас чего-нибудь именно в этом, самом трудном пункте, я, конечно, с уверенностью предвидеть не могу. Во всяком случае, я со всей настойчивостью советовал бы вам из двух возможностей выбрать именно этот путь. Вне всякого сомнения, он был бы для вас лучшим.
Я молчал, и тогда профессор постарался сделать свое предложение еще заманчивее:
— Я, разумеется, смог бы предоставить вам на остальное время вашего пребывания здесь самые льготные условия, какие только допускает несколько своеобразный регламент в заведениях данного типа. Если вам не нравится здесь, я мог бы перевести вас в мою частную клинику… Насчет цены мы сойдемся! Если вы в больничной библиотеке не находите ничего для вас подходящего, я предоставил бы вам возможность пользоваться моей личной библиотекой, где — я уверен — найдутся книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите работать, сделайте одолжение! Я даже готов предоставить к вашим услугам мою вторую пишущую машинку. Свидания вам будут разрешены два раза в неделю, а если вам непременно хочется курить, то курите, персонал может этого и не замечать. Ваши пожелания относительно режима, если они не окажутся чрезмерными, будут исполнены. Например, право двухчасовой отлучки в город, если вам понадобится приобрести книги по вашей специальности или еще что-либо. Итак, что вы скажете еще о паре недель в дешевом санатории?
Я все молчал, уставившись взглядом в одеяло. Ведь с этой комнатой я уже успел свыкнуться и чувствовал себя в ней почти как дома. И еще новые облегчения и льготы! Фактически я смог бы делать все, что мне заблагорассудится. Здесь я находился в безопасности, мог ни о чем не тревожиться, имел возможность спокойно работать, читать, писать. В самом деле, как в санатории, в котором после всех потрясений я так нуждался. Предложение было заманчивым,
— Но где же окажутся тогда моя ответственность и моя совесть? — пробормотал я про себя, чуть патетически.
Я произнес эти слова достаточно громко, чтобы профессор услышал. А может, просто угадав мою мысль, он ответил так, словно обращался к кому-то третьему, стоявшему у окна:
— Об этической стороне вопроса я судить не берусь. Это всегда остается делом собственной совести. Но я со своей стороны еще раз, и настойчиво, советовал бы…
— А какова вторая возможность? — спросил я тихо-тихо.
Его тон сделался еще деловитее. Голос зазвучал резко, когда он, обхватив указательный палец, ответил:
— Вторая возможность состоит в том, что я вас выпишу, выдав свидетельство о вашем полном психическом здоровье. Поймите меня правильно! В последнем случае я не напишу, будто мы вас здесь вылечили. Не говоря уже о том, что я лично такое утверждение считаю грубой ложью: излечение душевно больного в столь короткий срок вообще вещ невероятная. И поэтому я вынужден был бы эявить, что ни на одну минуту не возникало сомнений в ваше полном психическом здоровье и отсюда вашей полной ответственности за все, что вы говорите и делаете. Надеюсь вам ясно, какие это могло бы иметь для вас последствия и что, вероятно, ждет вас за воротами этого заведения. Причем тогда я уж не смогу вам ничем помочь. Вы оказались бы всецело предоставлены вашей собственной судьбе.
Я поднял руку, но профессор не дал мне говорить:
— Нет, не торопитесь с решением! Обдумайте все спокойно. Время еще есть. До завтра, даже до послезавтра, — сказал он и поспешно вышел, будто опасаясь, что я, пользуясь его присутствием, приму необдуманное решение и на него падет хоть часть ответственности за последствия.
Я раздумывал очень долго. Среди ночи не улежал в постели, встал и поднял на окне жалюзи. Теперь я мог себе все это позволять, не спрашивая согласия персонала.
По небу над голыми деревьями сада проносились клочья облаков. В черной дыре, не закрытой ими, полоскался месяц, брызгая серебром. Синеватым, холодным светом поблескивали одна-две звезды. Я долго на них смотрел. Неужели я им изменю?
Наконец около полуночи я принял решение.
"Мало знать и быть разумным, — надо еще иметь мужество бороться и страдать за разум".
Я будто слышал эти слова моего старого наставника, меня мучил страх, как бы не заколебаться опять, как бы не сделаться снова жертвой сомнений и страха. Нет, надо действовать немедленно, откладывать нельзя!
Я подбежал к кровати и стал изо всех сил жать на кнопку звонка. Минут через пять прибежала дежурная сестра и зажгла в палате свет.
— Что случилось?
— Господин профессор еще в больнице? — спросил я.
— Кажется, он еще работает у себя в кабинете. Но вам-то зачем…-проговорила она в недоумении.
— Позовите его немедленно; скажите ему, я прошу его ко мне прийти! — я почти приказывал.
Она сначала удивленно на меня посмотрела, потом очень рассердилась.
— Что это вам вздумалось? Или вы… — Она охотно сказала бы "спятили", но вовремя прикусила язык: в разговорах с обитателями этого дома такие выражения не допускаются. — Хороша я буду, если так поступлю! Профессор даст мне взбучку! Если вам что-то понадобилось, я могу позвать дежурного врача, даже старшего врача. Но профессора, в полночь! Боже правый, что это вам взбрело в голову?..
Я прервал ее гневные излияния угрозой:
— Хорошо, не зовите. Но в таком случае я буду звонить не переставая, а если и это не поможет, устрою такой скандал, что вы не обрадуетесь. Повторяю вам в последний раз, позовите ко мне профессора!
Кончилось тем, что она, метнув на меня яростный взгляд, сдалась:
— Хорошо, попробую это сделать! Но потом пеняйте на себя.
— Обо мне не беспокойтесь. Идите! — выпроводил я ее из палаты.
Не прошло и четверти часа, как ко мне вошел профессор. Он был удивлен и немного рассержен.
— Вы хотели во что бы то ни стало со мной говорить? Чуточку поздновато! Я уже собирался ехать домой; сегодня у меня был напряженный день.
— Простите меня, — сказал я, — но дело действительно не терпит отлагательства. Я только хотел вас попросить отпустить меня завтра же утром. Это возможно?
Он вздрогнул от неожиданности. Не было сомнения, что он меня сразу понял, потому что не упрекнул ни единым словом за то, что я обратился к нему с просьбой в этот полуночный час. Да! Несмотря на разницу в нашей внешности и в общественном положении, мы с ним — родственные души…
— Хорошо, — сказал он деловито и холодно. — Я дам соответствующее распоряжение администрации, и завтра, еще до полудня, вы сможете уйти.