Страница 10 из 17
– Что, совсем ни-ни? – не верилось Терехову.
– Совсем? – задумалась Оксана. – Нет, ну, не знаю… Думаю, в глубинах арабских государств есть данные услуги, как и везде, их не может не быть даже в пуританских странах. Просто лично я этими вопросами не интересовалась.
Взглянув на нее оценивающе, словно проверяя – насколько она честна, Терехов придвинул к себе папку и стал неторопливо перебирать снимки, казалось, вопросы у него иссякли, но Оксану он не отпускал. Она пережидала паузу нетерпеливо: посмотрела в сторону окна без штор, поводила глазами по потолку, по унылым стенам, после уставилась на следователя с немым вопросом – у тебя все? Тот – ноль эмоций. Да и не смотрел он на нее.
– Я могу идти? – не выдержала Оксана.
– Еще минутку. Вы сколько раз ездили в Эмираты работать?
– Четыре раза. Потом ездила в Испанию – меня пригласила супружеская пара поработать в их отеле, потом обосновалась дома, занялась бизнесом.
– Скажите, как увидеть девушек, с которыми вы ездили в Эмираты? Я бы хотел с ними побеседовать.
– О-о-о… – протянула она. – Я с ними не поддерживала никаких отношений, где они сейчас живут, мне неизвестно.
– Но вы же дружили, как я понял.
– О, господи… – со смешком закатила к потолку глаза Оксана. – Люди сходятся, расходятся – это же элементарно. Вы со всеми однокашниками дружите? Вот, видите? Обстоятельства разводят. Кто-то вышел замуж в тех же Эмиратах, кто-то уехал в Америку или Европу на ПМЖ, а те, кто здесь остались… не знаю. Собственное дело требует отдачи по двадцать часов в сутки, а у меня еще и дети с мужем, не до подружек, тут поспать бы.
– Жаль, – расстроился следователь.
– Мне тоже. Я общалась только с Нютой, да и то не по своей воле, а когда ей что-нибудь нужно было. Но знаете, она, думаю, не теряла связей с девчонками, уж кто-кто, а Нютка не упустила бы возможности выклянчить денег и в придачу плюшек. Вы поищите среди ее вещей, может, остались записки… Да-да! Одно время она вела учет расходам, значит, записывала, откуда брались доходы.
– А сколько раз ездила на заработки Нюта?
– М-м-м, – протянула Оксана, вспоминая. – Все четыре раза мы вместе работали в Эмиратах, ей не нравилось там – практически никакой свободы, а Нютка была любительницей тусовок. Но ее фантазия восхищала, честное слово. Чтобы заманить покупателей, она устраивала концерты в ювелирных салонах.
– Концерты? В каком смысле?
– Одевалась в арабские одежды, там ведь не только черный балахон распространен, есть очень красивые наряды, обвешивалась украшениями и танцевала нечто среднее между арабским танцем и русским хороводным, наглядно демонстрируя красоту ювелирных изделий… Сейчас, я тут видела…
Оксана забрала у следователя папку, порылась в фотографиях и протянула две Терехову, тот взял и поднял брови. На цветных снимках миловидная девушка с детским личиком в ярких и воздушных одеждах, которые вроде бы и закрывали все тело, в то же время все, что нужно, открыто – это лицо, руки, шея, босые ноги. Причем, на одежде никаких узоров, просто сочетание двух цветов (розово-голубых или желто-зеленых), видимо, из-за украшений, чтобы они не сливались с узорами. Голова девушки обвязана шарфом, в ушах серьги, лоб закрывает до самых глаз нечто типа сверкающего ожерелья, на шее множество колье, на запястьях браслеты чуть ли не до локтя, перстни-кольца.
– Хотите сказать, это Анна Гришак? – не без изумления спросил Терехов. – Я думал, это открытки, очень профессионально сделаны и качественная печать. Красивая ваша Нюта была и… на других снимках она совсем не такая.
– Косметика люксовая, стилист профи, фотограф самый лучший, – объяснила Оксана волшебное преображение подруги. – В Эмиратах любят все самое лучшее. Представьте: прозрачные стены салона, а внутри между витринами плавает вот такая сверкающая пери.
– И вызывающее поведение не преследовалось?
– Хозяин из правящей семьи, этим все сказано. Нюта зарабатывала очень хорошо, куда она девала деньги… думаю, сама не вспомнила бы. Когда я поехала в Испанию, она осталась дома, не захотела ехать одна туда, думаю, тогда все и спустила. В дальнейшем я помогла ей устроиться в испанском отеле по соседству, там она танцевала танец живота, но уже раздетая, как в фильмах. Именно в Испании она дорвалась до баров и начала попивать. Дальше… я оставалась дома, а она еще несколько раз каталась за границу, пока ее не выперли за пьянку. Это все.
– Хорошо, мы еще раз пересмотрим ее вещи. Что ж, спасибо, Оксана Дмитриевна, вы можете быть свободны.
Она вышла на улицу, села в машину и, заведя мотор, пожаловалась своему отражению в зеркале заднего вида:
– Столько времени украл! У меня утомленный вид.
Поправив зеркало, она рванула прочь.
ОАЭ, Фуджейра, неделю спустя
За эти дни Маша, воспринимающая перемены чудом, наконец-то выспалась, а высыпается человек, только когда его душа находится в блаженном равновесии и покое. Люди, живущие постоянно без страха, не понимают, какое огромное счастье имеют – к этой мысли возвращалась Маша всякий раз, оставшись наедине с собой.
Но утром сразу после сна она внезапно подскакивала, словно ее кто толкнул грубой рукой, и лихорадочно вспоминала, куда ей надо бежать, что она проспала и будет наказание… А глаза видели не старую, темную и грязную каморку, а великолепную комнату, куда проникал яркий свет через большущее окно, которое прятали легкие занавески. Но солнце все равно умудрялось протянуть свои лучи через ткань и достать до спящей Маши. Успокоившись, она падала на подушки, не веря своему счастью.
Не верила и в это утро, все происходящее казалось ей сладким сном, пока не вошла Сурия, за ней семенила пожилая женщина с подносом, поставила его на прикроватный столик и ушла.
– Как чувствуешь себя? – поинтересовалась Сурия первым делом. – Лежи, лежи! Я поправлю подушки, чтобы тебе удобно было.
Она подложила подушки под спину – этих подушек так много, будто у Маши несколько голов и каждой нужна отдельная. Устроив подругу, чтобы та полусидела, Сурия потом уселась на край кровати, одновременно слушая признание:
– Как чувствую? Как случайно попавшая на место принцессы нищенка. Не пропадает чувство, что все это в один миг исчезнет…
– Ой, Машка, заводишь одну и ту же трель каждый день, не надоело? – с улыбкой произнесла Сурия, беря небольшой кувшин и стаканчик с подноса. – Сейчас выпьешь настой, потом умоешься, потом оденешься и выпьешь вторую порцию, на все пятнадцать минут. Ну? Давай…
И протянула не до краев наполненный стаканчик с темной жидкостью, одними глазами требуя, чтобы Маша взяла его, и когда та медленно пила, она рассматривала ее, отмечая положительные изменения. А их, изменений, почти не было, что удручало. В тридцать пять Маша выглядит на все пятьдесят: худая, изможденная, с затравленным взглядом выцветших (когда-то светло-синих) глаз, с серой кожей, морщинами, даже седых волос полно, которые видны, хотя она светлая шатенка. Ничего общего с той Машкой – из параллельного потока, в институте она была веселой и остроумной, придумывала праздники, проводила конкурсы, парни за ней толпами бегали. Что сейчас? Случайно встретив ее на улице, вряд ли Сурия узнала бы. Сейчас она похожа на сомнамбулу, блуждающую в полусне, оживить не удавалось, впрочем, прошло слишком мало времени.
– Послушай, Сурия… – тихо заговорила Маша, видя, что ее спасительница глубоко задумалась.
– Да? Что? – оживилась та.
– Можно мне называть тебя твоим именем, а не этим?
– Хм! Конечно, можно. Почему ты спрашиваешь разрешения?
– Не знаю, Полина… привычка, наверное. Я другая, ты другая, мир другой, не такой, каким нам казался. А помнишь, как я бегала за тобой и просила участвовать в дурацком конкурсе красоты?
– Принуждение ты называешь – просила?! – округлила глаза Полина-Сурия, после напомнила шутливо: – Ты заставляла. Нет, вынуждала согласиться. И угрожала.
– Других претендентов на институтскую корону я не видела, а вечер висел на мне, вот и пришлось тебя заставлять всеми доступными способами.