Авантюристка

Окрестности озера Этан-де-ла-Фоли в конце ноября являли собой унылую картину. Лишённые своего яркого осеннего убора деревья простирали голые ветки к блеклым серым небесам. Ненастная погода, навевала унылые думы и тягостные мысли.

Здесь, где жизнь текла неспешно и лениво, трудно было даже представить, что где-то на востоке граждане одной страны сошлись в братоубийственной войне, в которой одни пытались вернуть пошатнувшиеся устои старого мира, а другие яростно отстаивали свои права на новое мироустройство. Но даже сюда, в северную французскую провинцию, доходили вести о том, что происходит в далёкой России.

Вот уже почти два года Алёна жила от одной весточки до другой. Иногда это были письма, которые она жадно перечитывала по нескольку раз, представляя себе того, кто писал ей строки, рвущие на части сердце и душу своей пронзительной нежностью, иногда короткие телеграммы в несколько слов: «Жив. Здоров. Люблю. Арсений.» Она писала ему в ответ, но её письма не доходили до адресата, но она всё равно продолжала писать.

Чуть более двух лет минуло с тех пор, как она и Саша сошли на берег с борта частной шхуны, доставившей их в Марсельский порт. Прямо на пирсе её встречали. Французского кузена князя Запольского не узнать она не могла, ибо Арсений весьма обстоятельно его описал, и уже только за то, что он спас жизнь Запольскому, буквально выкрав его из немецкого плена, Алёна готова была целовать ему руки.

Молодая княгиня ждала, что её встретят, если не враждебно, то настороженно, всё же единственным наследником французских владений Запольского, не стань Алёна женой Арсения, стал бы де Бриен. Впрочем, Антуан довольно быстро развеял её заблуждения на сей счёт.

Путь до шато Ле-гранж был не близким, надобно было пересечь почти всю Францию с юга на север, и у Алёны было время, чтобы понять, что за человек де Бриен. Он производил впечатление человека мягкого и добросердечного, а потому ей даже стало совестно от того, что в самом начале знакомства она приписывала ему корыстные мотивы. На осторожное замечание молодой княгини Запольской о том, что они с сыном не хотели бы быть де Бриену обузой, Антуан даже обиделся и принялся горячо уверять её в том, что отныне они одна семья, а потому не может даже речи идти о том, что жена и сын Арсения могут быть ему в тягость. Мало того, де Бриен совершенно не скрывал радости от того, что всё сложилось именно так, а не иначе. Алёне было одновременно и больно, и отрадно слышать от него, что Запольский часто говорил о ней, и именно желание найти её послужило причиной возвращения Арсения в Россию.

Именно де Бриен в дни бесконечного ожидания стал для Алёны другом и надёжной опорой. Именно он, тогда, когда Алёна готова была впасть в отчаяние из-за отсутствия каких-либо вестей с родины, всеми силами старался внушить ей веру в благополучный исход.

Последнее письмо от Запольского пришло в середине июня, а ныне на дворе был уже конец ноября. Арсений писал о том, что Добровольческая армия ещё в марте потерпела сокрушительное поражение под Екатеринодаром. Разрозненные, разбитые части белогвардейцев спешно отступили к югу в направлении Новороссийска. Это отступление более походило на бегство. Все понимали, что, несмотря на вялые попытки сопротивления, это конец, а потому единственным возможным выходом виделась эмиграция.

Первым, кого встретил Арсений по приезде в шато Ле-Гранж, был де Бриен. Антуан разбирал счета и документы с винодельческого завода, сидя в кабинете Запольского, когда туда как раз нагрянул хозяин имения. Встреча вышла бурной и радостной с крепкими объятиями, громкими восклицаниями со стороны де Бриена, поскольку Антуан никогда не пытался сдерживать свою весьма эмоциональную натуру.

Арсению же не терпелось увидеть жену и сына, потому он прервал поток красноречия своего кузена, поинтересовавшись у него, где Алёна и Саша.

— Саша занимается с воспитателем, а Элен вышла пройтись, - де Бриен отодвинул лёгкую кисейную занавеску и кивнул в сторону окна, указав на озеро.

— Мы после поговорим, - улыбнулся Запольский и торопливо покинул кабинет.

Не в силах усидеть в четырёх стенах, Алёна, невзирая на сырую промозглую погоду, на туман, окутавший окрестности, вышла пройтись. Жаль только, что убежать от собственных мыслей, тревог и страхов, оказалось невозможно. Устроившись на потемневшей от времени деревянной скамье, Алёна невидящим взглядом уставилась на скрывающуюся в тумане водную гладь.

Мысли её были столь же безрадостными, как и унылый пейзаж вокруг. С каждым прожитым днём всё более призрачной становилась надежда на то, что Запольскому удалось уцелеть в горниле Гражданской войны, и вскоре он объявится, как и обещал ей когда-то в другой жизни, в другой реальности. Невозможно было отрешиться от этих мыслей. Днём они постоянно крутились в голове, а ночью являлись ей в кошмарных сновидениях. Ей снова и снова снился сон, где Запольского, смертельно раненного заносят во флигель в усадьбе Огинского, приспособленный под операционную. В её снах всё повторялось почти в точности, как оно и было на самом деле, с той лишь разницей, что во сне Арсений умирал у неё на руках. Сны были лишь отражением тех страхов, что терзали её изо дня в день, и которым она сопротивлялась, как могла.

— Элен, - послышалось ей.

Алёна вздрогнула и охватила руками плечи: «Ну, вот уже и мерещится», - вздохнула она.

— Лена, - прозвучало уже совсем близко.

Алёна подскочила со скамейки и, обернувшись, застыла, не веря собственным глазам. Запольский, слегка прихрамывая, спускался к берегу озера.

‍