Гаруня

     Командующий расстроено махнул рукой. Разглагольствования ‒ это не для него. Пусть не животное, но скольких крестьян в его крепости натаскали за короткий срок, и ничего! Правда, думать о том, а сколько бездарно ребят из народа гибнет, не успев принять нужные знания, забывалось, но ведь никто не без недостатков.

 

     Бывает за один день можно успеть переделать кучу дел, а бывает, что вроде бы и заняты все делом, а толку нет. Совершенно бездарно проведённое время. Дару просто разрывался на части, пытаясь везде успеть. Командующему доложил о потерях в личном составе гусей, но, как и ожидал, услышал в ответ: «Ты ведь у нас теперь дворецкий, Дару! Главный человек в доме, по утверждению несравненной гаргульи, вот и решай проблему». 

     На миг даже показалось, что лэр-в Ферокс завидует. Потом обычные ежедневные хлопоты, ведь дела сами делаться не будут, после ‒ подготовка необходимых вещей к восстановлению сил лэры Гаруни, непосредственно время заботы о ней, далее ‒ будничные хлопоты, и вот уже день закончен, а в птичнике ещё минус один гусь. Поползли слухи, один нелепее другого. Дворецкому пришлось устраивать ночную засаду и сторожить птичий домик.

     Уже ближе к утру, когда неимоверно хотелось спать, пришла умнейшая мысль, что накануне гусь пропал днём, а не ночью. Чувство досады на себя, а особенно на несвоевременную умную мысль, заполонило и настроение упало. Если раньше хотя бы грела мысль о том, что Дару ведёт следствие или что он возглавляет охоту, ну, в крайнем случае, что он выполняет свой долг перед владетелями, то теперь он казался себе дурнем.

     «Эх, как тяжело не просто быть, а жить», ‒ вздохнул Дару, повторяя философскую мысль, услышанную от лэры Гаруни.

     «Видеть и чувствовать — это быть, размышлять — это жить» (прим. – автор выражения Уильям  Шекспир), ‒ с горьким вздохом изрекала как-то гаргулья за ужином, когда жевала мяско, к которому была неравнодушна и с величайшим сожалением выплёвывала остатки, погружаясь в свои мысли.

     Дару тоже взгрустнул и, повторив «будем жить», поудобнее устроился на посту и позволил себе вздремнуть.

 

     На следующей тренировке гаргулья удивила всех, пыхнув огнём и свалившись в обморок от вида выдыхаемого пламени и страха обжечь себе рот. Целый день потом все анализировали, что это такое, пока не пришли к выводу, что из-за нагрузок Гаруня перестала спиртовать воду, отдавая ей излишки своих веществ, что и послужило причиной огненного дыхания. А Дару за этот день обзавёлся новой фразой ‒ «нервы ни к чёрту».

     Не совсем понимая, кто такой «чёрт», смысл он уловил и к концу дня повторил её уже несколько раз, подозрительно косясь на всех. За день исчез ещё один гусь. Загадка представала неразрешимой. Чужих нет, свои не могли, а птица нервничает и пропадает.

     Гаруня перестала панически бояться тренировочных монстров, старательно отрабатывала укрывание крыльями Алеша и привыкала к мысли, что она непрошибаема для атак. Это, конечно, не совсем было верно, но фишка состояла в том, что если гаргулья окаменевала, то ранения для неё проходили безболезненно. Она просто теряла жизненные силы до тех пор, пока теоретически не погибала. Это было жутко, но отчего-то не страшно. Как будто не по-настоящему. Вот уровень жизни 100, потом 50, вот уже красная полоса 3, 2, 1…. От единицы её ещё могли восстановить, подпитывая набором камней, лучше всего конечно изменчивым камнем, но перескочив нулевой порог, возврата уже не было.

     При бесчисленных пробных атаках командующим было вычислено, что чтобы причинить вред Гаруне, нужна команда магов среднего уровня или очень большой отряд тварей, или долгая активность гаргульи без подпитки. Самое опасное было для неё ‒ исчерпать себя наполовину, замереть, и не суметь восполниться. Хотя, в безопасном месте, после дождей, принимая воду открытой пастью, у неё был шанс на медленное восстановление, но на это могли потребоваться десятилетия.

     Вся эта информация помогла думать Гаруне о себе в другом ключе. Ранее ей казалось, что она хрупкая, беспокоилась о каких-то костях, о нормальном кроветворении, опасалась есть много сладкого, но после серии экспериментов, несуразные мысли потихоньку начали покидать её. Хотя, когда она во время тренировки схватила в азарте свой зонтик, лежащий у входа, и начала отбиваться им от мелких прыгающих тварей, то командующий подал мысль, что в мозгу у неё всё же идут какие-то неправильные процессы. Оскорбившись, она обозвала командующего мизогинистом (прим.: мизогинизм ‒ неприязнь к женщинам) и с удовольствием наблюдала за его растерянностью, наслаждаясь своим малюсеньким интеллектуальным превосходством над ним в данную минуту.

 

     А тем временем гуси, поняв, что надеяться им не на кого, сами занялись своей охраной. Они сбились в плотную кучку и маршировали по выделенной им площади ярким пятном, не давая никому приближаться к себе. Птичница первая признала, что такое поведение достигло своего защитного эффекта, и к отряду гусей никто не совался.

 

    Дару, позаимствовав идею бумажного веера у лэры Гаруни, с облегчением обмахивался им, упарившись носиться по делам. Конечно, было немного неловко признавать победителями в странной ситуации гусей, но «такова жизнь» и «нервы, ни к черту»!

     Жизнь в имении перестала течь равномерно и буднично.

     Гуси, вкусившие силу и власть, уже не только защищались, а терроризировали обслуживающий их персонал.