Страница 31 из 38
Роберту предстояло прорисовать каждую травинку, каждый кустик; ползучие растения взбирались по стволам подобно ящерицам, норки кротов разевали рты под корнями большого дерева; в ветвях сидели гнезда - точно заколки на девичьих головах; если смотреть с запада на восток – горы курились седыми клубами облаков, а в другой стороне голубизна моря будто расшитая пайетками ткань проглядывала между стройными стволами молодых деревьев пролеска.
Как только Роберт начал свою работу, жизнь его волшебным образом наладилась. Он перестал раздражаться на плач маленькой дочери, вспарывающий иногда пелену ночного сна.
Свежий ветер продул его сознание насквозь, разогнав зловонный дым апатии и безысходности; каждое утро, вне зависимости от погоды и планов, над Робертом всходило солнце мечты; прожитый день больше не казался ему навсегда потерянным, если он рисовал Дживанну.
Стало проще преодолевать соблазн заглянуть после работы в паб, ведь вечерами Роберт спешил домой: изголодавшаяся за день рука как собака принималась жадно лизать мокрым языком кисти незаконченный эскиз.
Дживанна была его тайной, его нежным грехом; он убегал к ней от жизни точно к юной любовнице от строгой жены, и он никому о ней не рассказывал. Роберт не доверял словам - слишком беспокойные они птицы! - растреплют, рассыплют, растеряют весь смысл по дороге.
Говорят ведь: любовь - полная чаша до первого признания, а с каждым новым - капля падает на землю... И так - покуда чаша не опустеет.
Сыну Роберта исполнилось двенадцать лет, когда Дживанна была наконец готова.
Отсканированные рисунки хранились под паролем в папке на рабочем столе ноутбука. Оригиналы лежали в ящике дивана.
Десять лет работа питала Роберта, держала его, идущего по самому краю пропасти отчаяния, не давала оступиться.
Завершив, он ощутил облегчение пополам с тоской: хорошо, конечно, что труд кончен, но как жить дальше?
Роберт и его жена были на работе, когда к сыну в гости пришли друзья.
Они принесли мандарины, завернутые в золотую и серебряную фольгу, фигурные леденцы, шары из тонкого, как бумага, стекла, дождик, серпантин, рождественскую гирлянду - ребята собрались для того, чтобы украсить ёлку.
Все ждали самый добрый праздник года.
Раздалось сакральное "Раз, два, три!" - сын Роберта с отеческой гордостью оглядел продукт коллективного творчества и торжественно замкнул электрическую цепь - по нейлоновым ветвям белками запрыгали огоньки.
- У меня есть ракеты! Давайте запустим их во дворе!
Тут же забыв о нарядной елке, ребята выплеснулись из квартиры - точно шампанское через край. Плотно набились в лифт. Окружили широким кольцом воткнутую в землю хвостом ракету-комету. Один подносил к фитилю боязливое пламя зажигалки, которое то приседало низко-низко, то гнулось, будто не хотело трогать фитиль, а его заставляли. Остальные в ожидании дули на руки.
Фитиль занялся, когда никто уже не верил в успех. Поджигатель отбежал; ракета, проглотив пламя, по кошачьи зашипела, фыркнула и прыгнула в небо.
- Красиво пошла!
В воздухе ракета треснула, хлопнула - разбрызгалась искрами. Одно мгновение в небе между домами существовали яркие цветные пятна похожие на букет георгин.
- Салют!
- Ура!
Радостные мальчишки в распахнутых куртках, с шарфами, брошенными на шеи небрежно, как полотенца, не спешили возвращаться. Они побежали в булочную на углу - собрать по всем карманам мелочь и купить курабье в бумажном кульке, рассыпчатое, точно куличики из песка, и такое сладкое, что от двух-трех штук становилось тошно.
Булочную держала энергичная улыбчивая женщина; она сама и пекла, и стояла за прилавком, полная, румяная, как сайка, - есть такие предприниматели, которые срастаются со своим делом телом и душой - оттого дело это притягивает не столько клиентов, сколько людей - дружелюбием, уютом.
Булочница знала многих своих покупателей по именам, отпуская товар, справлялась у них о благополучии членов семьи.
- Как твоя сестрёнка, мама, папа? Здоровы?
- Спасибо. Всё хорошо.
Сын Роберта подал ей коллективные сбережения в кулаке. Он не любил эту обязанность - ладонь потом долго и неприятно пахла металлом.
Печенье было ещё тёплое; брали его прямо из кулька, сталкиваясь руками. Когда оно кончилось, спонтанно решили поиграть в снежки в Новом Свете - там специально под Рождество морозили снег для ребятни. Входные билеты стоили недорого, а радости сколько!
В "снежном клубе" поддерживалась температура около ноля, чтобы снег был одновременно и пышным, и липким; при входе висели теплые куртки, шапки, шарфы - их надевали, если на улице было тепло. Маленькая зима ютилась на территории торгового комплекса! Здесь и взрослые с детским азартом бросались снежными шариками, лепили снеговиков, возводили грандиозные снежные укрепления.
Вернувшись с работы в холле первого этажа Роберт почувствовал запах дыма. Истерично пиликала пожарная сигнализация. Подойдя к табло, он увидел, что красным светится лампочка напротив двадцать первого этажа. Горит у соседей! Совсем рядом! Или даже у него! Его собственная квартира! Горит!
"Успокойся, Роберт." Сказал себе. "Скорее всего, как обычно: какая-то сволочь бросила окурок в мусоропровод. Ничего серьезного."
Он нажал кнопку лифта. Подождал. Нажал снова. Не работает. Плохо дело, значит. Пустые лифты блокируются, если есть возгорание. Роберт вышел, чтобы глянуть с улицы.
Высоко-высоко, на двадцать первом этаже, рыжеволосая дочка великана высунулась в окно. Ветер теребил её развивающиеся густые вихры.
Во двор свернула пожарная машина - все громче заходилась плачем сирена - словно ребенок, которого вместо того, чтобы пожалеть, наказывают за поднятый крик.