Страница 26 из 38
За окнами мельтешил крупный рваный снег. Он был частый, кружащийся, клубящийся, почти не имеющий направления. Как шум ненастроенного телевизионного канала. В такую погоду никуда не хочется идти. Так бы и остался сидеть на диване, бросив на колени вязаный плед, обняв ладонями кружку с чаем, включив любимый фильм, который видел уже тысячу раз, но всё равно хочешь смотреть, потому что тебе нравится возвращаться в тот уютный мирок снова и снова.
Эх, мечты. Роберт сел на пуфик и принялся зашнуровывать ботинки. Жена рядом торопливо кутала для похода в детский сад четырехлетнего сына.
Дутая, как спасательный жилет, пуховая куртка, шапка из синтетического меха, тёплые штаны и непромокаемые ботинки делали ребенка похожим на космонавта или на пожарного. Завершающее действие - вишенка на торте - жена обернула вокруг шеи мальчика объемный клетчатый шарф - сын взирал из круглого, небольшого, как окошко шлема, отверстия шапки с выражением снисходительного терпения.
- Ну что, пошли. Давай руку.
Задвинув ногой пуфик, Роберт подхватил свою барсетку, заглянул в зеркало и щелкнул замком.
- Пока, до вечера, мои родные, - сказала жена точно так же, как она говорила обычно.
Евдокия права. Эти утра - точно песня в плейере на вечном повторе. Как будто ты уже умер, и у тебя не осталось ничего, кроме запертой клетки твоей памяти. Ходи по ней, сколько хочешь - время от времени останавливайся в каком-нибудь месте, если оно тебе любо, но знай - ничего нового ты уже не увидишь. Никогда.
Жена услышала, что в дальней комнате заплакала младшая дочь. Спустя минуту она вышла в прихожую с ребенком на руках. Удивленная жизнью со сна девочка сосала пальцы.
- Она голодная, я пойду варить кашу, - сказала жена, - ты закроешь дверь на площадке?
- Да, конечно, не беспокойся.
Роберт взял за руку сына, и они вместе покинули квартиру.
Снег таял, едва успев коснуться асфальта - точно наивные мечты при столкновении с реальностью. В этом году Роберту исполнилось тридцать шесть, он работал в компании, производящей и продающей лифты, выплачивал кредит за жильё, каждое лето ездил с семьей в отпуск на море, по пятницам ходил в бар "Малибу" в двух кварталах от дома - его жизненный уклад представлял собою набор итемов, типичный для его возраста, уровня дохода и положения.
Замечательным пунктом в этом списке проходила дружба с Евдокией. Из-за обилия повседневных дел они встречались редко, но регулярно. Жена знала об этой странности своего мужа - общаться с давно умершей женщиной, которая даже не приходится ему родственницей - но не ревновала. Она была из той породы людей, для которых измена - физический процесс. При таком понятии, очевидно, глупо как-то ревновать к женщине без плоти.
Десять лет назад, перед тем, как жениться, Роберт объяснился Евдокии в любви. Он сказал, что ей единственной удалось стать по-настоящему необходимым ему существом.
- Ты с ума сошел? - спросила она тогда, - живой, молодой, красивый! Сто раз ещё полюбишь. Тебе нужна теплая мягкая женщина. Семья. Дети.
Роберт попробовал ей возражать, но Евдокия исчезла.
Она решила устраниться из его жизни, чтобы не красть, не перетягивать на себя драгоценные моменты его материального "воплощенного" существования. Она пропала совсем. Отовсюду, где прежде он мог её легко найти. Она спряталась от Роберта, посчитав, что этим принесет пользу. Чтобы объясниться, Евдокия только раз прислала ему сообщение с корпоративной почты компании "Смертинет". "Не обижайся на меня. Пойми, я от тебя никуда не денусь, а время - пройдет."
Роберт переосмыслил и высоко оценил её поступок. Спустя год он сделал предложение своей жене.
Они работали вместе, и потому роман вышел очень скучный. Совместные прогулки "до метро" по вечерам, становясь всё длительнее, перешли наконец в совместные утренние поездки в переполненном вагоне.
Потом жена ушла в декрет, и Роберт снова в одиночку вынужден был штурмовать часпиковые турникеты.
Снег не кончался. Он струился и колыхался словно подол великолепного подвенечного платья богини. И не жалко было ей волочить эту сверкающую воздушную ткань по грязному асфальту! Сын отважно вышагивал рядом с Робертом. Его рука в толстой теплой варежке на ощупь напоминала тугой снежный комочек. Точно Роберт слепил этот комочек, решив поиграть в снежки. На куполе непромокаемого капюшона сына снег почти не таял, он лежал на нем неплотным пышным слоем - точно волшебная лунная стружка.
Евдокия объявилась на Рождество. Жена как раз выписалась из роддома с первым ребенком. Роберт в мыле бегал по магазинам. Из суеверия до рождения младенцу вещи не покупали. В квартире пахло хвоей, домашним печеньем и чаем с корицей.
На лестничной площадке стояла теперь нежно-лиловая коляска, высокая, с большими колесами, на удобных мягких пружинах. Когда тебя катают в такой, наверное, чувствуешь себя будто плывешь на корабле.
Роберт шёл по торговому центру с несколькими огромными пакетами, набитыми разными разностями, что становятся нужны лишь когда в доме появляется ребенок.
Он никогда не спрашивал, следила ли Евдокия за его жизнью в тот период, когда они не общались. У неё, несомненно, была какая-то особенная власть над виртуальным пространством, какой не обладают люди из плоти. Но это вполне могла быть и случайная встреча: Роберт, усталый и взволнованный, едва не прошел Евдокию насквозь.
Поговорили недолго: он рассказал о жене, о ребенке, о работе, она сообщила, что разработчики смертинета тестируют новую систему, получившую название "коллективные миры":