Страница 202 из 281
Все косились на него, словно на выжившего из ума, явно готовые покрутить у виска пальцем, и лишь бледное напряженное лицо Севера постепенно расслаблялось и в синих глубоких глазах, цвета бескрайнего океана, появлялась благодарность за то, что Карат делал сейчас для малыша, не задумываясь над тем, что про него могут сказать или подумать.
Ей-богу у меня просто слезы наворачивались на глаза от мысли о том, что Карат сделал что-то пусть и глупое, но совершенно невероятное, не боясь того, что его могут осудить, или еще хуже засмеять за это пение посреди бойни, спасая жизнь сразу двум - малышу и крошке Мие, хрупкое тело которой перестало содрогаться от боли, хотя еще и было не в состоянии выпрямиться и перестать обнимать свой беспокойный животик.
Карат пел еще какое-то время, пока малыш окончательно не успокоился и перестал брыкаться, словно прислушиваясь к пению, убаюканный и успокоенный.
-…о чем поет папа? – прошептала я как можно тише, боясь нарушить эту воцарившуюся тишину, с одной стороны напряженную и явно не понимающую, а с другой – умилительную и благодарную.
- Это сказание о первом Берсерке… - ответил Нефрит, не моргая и не в силах отвести глаз от своего отца, словно он увидел его впервые, говоря хрипло и так тихо, что я едва смогла различить, о чем именно говорит мой муж, - …о нашем великом и непобедимом Праотце, который был одинок до тех пор, пока в его руках не появился младенец. Его сын…я думал, что мне все это только снилось…
Я быстро заморгала, пытаясь понять, о чем говорил Нефрит, не в силах отвести своих глаз от отца, которого явно знал не достаточно хорошо, и сжимая ладонями осторожно его окровавленное плечо, чтобы только он почувствовал, что я рядом и всегда буду с ним, даже если его мысли сейчас были далеки от нас.
-…ты не знал, что у твоего папы такой волшебный голос? - чуть улыбнулась я, поглаживая невыносимо горячую кожу и видя, как Нефрит моргнул тяжело и медленно, словно насильно возвращая себя на бренную и вспаханную когтями землю из своих воспоминаний.
- Знал….просто не думал, что это было реальностью… - прошептал он в ответ, пока я пыталась понять, о чем говорит Нефрит и вздрогнула, когда вдруг услышала голос самого Карата:
- Я пел эту песню каждую ночь, прежде чем мой сын засыпал. Как давно это было…
Кажется, я выдохнула так шумно и восторженно, что было ощущение, как все Кадьяки покосились на меня, явно не разделяя моих эмоций, даже если чувствовали, какая ненависть и неприятие собственного отца окружали душу моего любимого мужа. И вот впервые за долгое время тонкий лучик робкого света озарил его темное прошлое, в котором Карат был монстром и злодеем.
Но глупо было надеется на то, что род Кадьяков растрогается, смахнет скупую медвежью слезу, и ринется обниматься в Севером и Нефритом, принимая их в свой кровожадный род
… как там говорил Отец?
Скорее тюлени перечпокают моржей!...
А еще глупо было бы надеяться на то, что Кадьяки были шокированы тем, что главный злодей и хитрюга обладает таким волшебным голосом, поэтому смотрели именно так и не двигались, застыв в напряженных злобных позах, поэтому я подпрыгнула даже в руках Нефрита, когда услышала незнакомый голос в этой дрожащей тишине:
- Я знал, что поверить в твою смерть можно, лишь увидев перед собой твою отрубленную голову.
У всех Кадьяков были такие голоса, что в первую секунду невозможно было совладать с собой и не струхнуть от разрывающих чувств.
И красиво, и страшно!
Глубокие, манящие, словно бархатные голоса, которые буквально забираются под кожу мурлыкающим зверем, и сначала ты даже не подозреваешь, какими смертельно острыми могут их клыки, и как могут ранить эти глаза.
Тот самый ясноглазый Берсерк с сиреневым взглядом спрыгнул с камня, на котором стоял до этого – грациозный, огромный и спокойно-опасный, направляясь прямиком к Карату…и нам.
Успев прожить какое-то время с нашими Берсерками, меня уже не так смущала мужская нагота, как раньше, но почему-то сейчас я смутилась, понимая, что рассматриваю этого воина пристальнее, чем всех остальных вместе взятых, отмечая про себя то, почему его облик казался мне таким подчеркнуто опасным и пугающим.
При идеальных чертах своего выразительного лица и этих глазах, которые просто не могли быть реальными, у мужчины была небольшая горбинка на носу, отчего весь его вид казался острым и жестоким.
Карат поднялся на ноги, словно отгораживая собой нас, и двое мужчин встали друг напротив друга -одинаково высокие и мощные, широкоплечные, а еще с такими глазами, что первым делом хотелось с визгом убежать на много километров вдаль, не оборачиваясь, и боясь услышать за своей спиной даже хруст тонкой веточки.
И лишь когда до меня дошел смысл сказанных слов этим Бером, я поняла, что шок всех воинов был не от красоты голоса Карата, а потому что все они считали его мертвым.