Страница 191 из 281
Я содрогнулась от ужаса, почувствовав, как руки Нефрита застыли на мне, и дыхание стало сбивчивым и тревожным, прекрасно понимая его в этом состоянии.
Отец еще не сказал ничего из ужасов тех дней, а в моей голове с тошнотворной ясностью пронеслись отрывки из документальных и художественных фильмов о том, как фашисты мучили людей, ставя над ними страшные, не поддающиеся морали и логике опыты.
Я старалась не думать об этом!
Старалась просто дышать ароматом своего сильного и отважного мужа, чтобы прогнать жуткие реалистичные картины зверств тех, кого и спустя пол века после окончания этой ужасной войны язык не поворачивался назвать людьми, но понимала, что у меня ничего не получается, и едкая, удушливая тошнота поднимается из тела.
Я видела, как Отец закрыл глаза тяжелыми ресницами, тяжело сглотнув, словно ощущал ту же тошноту, что бурлила внутри меня, продолжив еще более приглушенно и хрипло, оттого, что было тяжело говорить. Тяжело вспоминать.
- Спустя пару месяцев мы нашли небольшой лагерь, где ставили опыты над нашими братьями…их изувеченные тела с отрезанными конечностями, с вырезанной кожей, словно их мучители пытались понять отрастет ли она обратно, как у ящериц…
Я боялась закрыть глаза, потому что и без того видела все слишком явно и ярко, дрожа и утыкаясь в руку Нефрита, чтобы дышать лишь им, и не дать своей тошноте верха над собой, понимая, что девочки находятся не в лучшем состоянии, прячась в руках бледных Севера и Лютого, которые не ожидали услышать ничего подобного.
- Но это был всего лишь лагерь. Временное пристанище извергов, которые пытались создать новых людей по нашему образу и подобию, надеясь на науку и идя против природы. Карат верил, что есть лаборатории, где все было гораздо хуже и то, что мы увидели там было лишь мало долей зверств человека над такими как мы. С тех пор Карат не мог найти покоя…он рыскал по лесам и деревням, выискивая все новых солдат, у которых была особая форма и особое оружие, чтобы отыскать сердце этой страшной организации и спасти всех тех, кто вероятно был там. Мы все помогали ему чем могли, даже когда понимали, что со временем он все больше замыкается в себе и становится более диким и жестоким…думаю, он не рассказывал нам многое из того, что сам знал и видел, неся этот крест в себе. А в одну из ночей Карат разбудил меня…
Когда Отец весь содрогнулся и побледнел, я не была уверена, что не хочу услышать продолжение этой истории, но не в силах даже пикнуть о том, что больше не выдержу представлять все эти ужасы, которые коснулись тех, кого я любила больше жизни и считала своей семьей.
-…разбудил и сказал всего одну фразу: «Найди меня»
Впервые за то время, что я знала своего Нефрита и как мистера Рита и как Берсерка – его руки стали холодными, без каких-либо слов давая понять, что эмоции от услышанного взяли верх над его ненавистью и неприязнью к собственному отцу, жизнь которого он совсем не знал, открывая ее для себя лишь сейчас.
- …он понимал, что узнать про эту организацию, которая была сверхсекретной, можно было лишь изнутри…поэтому сделал так, чтобы его поймали и увезли в ее недра, как самого сильного и крупного представителя неопознанного вида не-человека.
Отец замолчал, закрыв глаза и дыша отрывисто и тяжело, словно снова и снова переживал ужасы тех дней, когда рыскал по земле в поисках своего хитрого, умного и отчаянного друга, очевидно ощущая, как сердца всех присутствующих в доме стучали в такт с его – судорожно, испуганно и обливаясь кровью, от того что пришлось пережить тому, кого все считали своим самым лютым врагом, не зная и сотой части того, что ему довелось увидеть и пережить в попытках защитить свой род.
- Мы нашли его через восемь дней. Восемь самых жутких в моей жизни дней, за которые я полностью поседел, и когда никто из нас не смог сомкнуть глаз, переворачивая землю и разрывая на части тех, кого мы смогли отыскать из врагов в особенной форме. Я уже отчаялся, когда один из Кадьяков уловил свою кровь на участке земли с горами, где было пусто… мы потеряли еще сутки, прежде чем поняли, что лаборатория находилась под землей, скрытая от глаз всего живого.
Я сглотнула выступающие горькие слезы, обхватывая ладонью холодную руку ошеломленного до глубины души Нефрита, и видя, как выступила венка на виске Ледяного в попытках скрыть бурю своих эмоций, когда он откашлялся и продолжил еще более сипло и непривычно тихо для нашего Отца:
-…Карат был жив. И это было главное. Пусть измученный и истыканный каким-то железяками. Пусть выглядел, как фарфоровая огромная кукла без воли и памяти. Почти обескровленный и без сознания, словно под действием наркотиков, но он дышал….он один выжил из всех тех, кого мы нашли там.