Страница 98 из 100
В этой стране родился его дед. Поэтому лет десять назад отец купил здесь небольшой дом, куда можно было бы приехать в любую минуту, но сам здесь так и не был, как всегда слишком занят, чтобы отдыхать. Это была одна из причин того что Микаэль приехал именно сюда. Дом на родине предка, куда ещё ехать мужчине в поисках себя и смысла жизни? Разве только в горы. Но горы тут — рукой подать. Тут если не горы, то море. А если не то и не другое, значит ты среди людских жилищ.
Отец совершенно не удивился его отъезду. После того как его сына угораздило написать какую-то бредовую книгу, он уже ничему не удивлялся. Кажется, он даже не заметил седую прядь, появившуюся у сына. Микаэль не хотел её закрашивать, каждый раз, когда он видел себя в зеркале, эта прядь напоминала ему о том, что он потерял.
Книга сработала, до определённой степени. То есть, ему перестал сниться один и тот же сон о прошлом. Ему вообще перестали сниться сны. Каждую ночь он проваливался в сон, как в пропасть, и ничего. Не было ни памяти, ни чудесного города, ни даже самых обычных снов, которые снились ему до этого. Наяву его жизнь оказалась также опустошена, как и сны. После того, как он потерял Анариэль, работа, развлечения, старые интересы, — всё утратило смысл. Какое-то время он жил только тем, что писал, пребывая в полусознательном состоянии и то и дело, скатываясь в сон наяву. Он был практически одержим желанием писать. Конечно, сны не давали ему покоя, постоянно напоминая обо всех ошибках, которые он совершил в прошлом, но дело было не только в этом. Когда он писал, он снова ненадолго погружался в то далекое прошлое, когда они были вместе. У него снова была возможность прикоснуться к ней хотя бы мыслью, почувствовать её присутствие в своей жизни. Но когда книга была написана, это закончилось.
Микаэлю раньше не были свойственны депрессии, и, столкнувшись с ней, он понятия не имел, как с этим справляться. Как быть, если ты вдруг превратился в передвигающийся и разговаривающий труп, у которого из живых органов осталось одно сердце. И то болело, не умолкая. Как можно вернуться к жизни, если пища потеряла свой вкус и запах, когда всё, что ни берёшь в рот, имеет вкус пепла. Когда весь мир отделён от тебя толстой стеклянной стеной, из-за которой с трудом долетают звуки и цвета.
Разговаривать с друзьями не хотелось. Да что там, любой, даже самый обыденный разговор становился невыносимо трудным испытанием воли. Поэтому, когда кто-то из знакомых сказал, что он ужасно выглядит, и ему нужно куда-нибудь съездить отдохнуть, например, на море, он решил, что так и сделает. Не то чтобы он верил в целительную силу моря и южных краёв, не то, чтобы он думал, что в другой стране и он сможет стать другим, нет. Разум подсказывал ему, что, куда бы он ни уехал, он останется собою. И рана в сердце не перестанет болеть.
В этой стране было бы легче. Да, кому угодно здесь стало бы легче. Разбитое сердце, неудавшаяся жизнь, потери, — что угодно забылось бы и стёрлось в ласковых объятиях этой земли.
Здесь были женщины горячие и нежные, которые могли заставить позабыть кого угодно. Как только Мик приехал сюда, пара соседок, немолодых уже кумушек, решила взять его под свое покровительство. Как же, мальчик такой молодой, а уже седой! Нужно найти ему подходящую девушку, кормить на убой и пусть отдыхает от их суетной городской жизни. Глядишь, всё у него пойдёт на лад, женится, детишки, ферму свою поднимет или ещё чем займётся, и всё у него будет нормально, всё как у людей.
Он действительно постарел за это время. Под глазами залегли траурные тени, морщины прорезали гладкое молодое лицо. Он сильно похудел, пока писал книгу, и теперь больше напоминал неупокоенную душу, чем живого человека. Но он знал, что «как у людей» у него всё равно не выйдет. Он слишком много знал теперь. О себе, о своем прошлом. Об их прошлом, которое не оставляло ему ни шанса на нормальную жизнь. Он не мог выбросить это из головы, не мог забыть. И ему не удавалось забыть её, ни малейшей детали из тех нескольких дней, которые они провели вместе, он не в силах был стереть. Но из него потихоньку пропадала память об Октавионе, городе, в который он мог попадать во сне, пока она была рядом. И ещё пропадала память о чувствах: боль вытесняла всё, и ему приходилось прикладывать усилия, чтобы вспоминать, как он бывал счастлив рядом с ней, как им было хорошо вместе. Но не только это. Он чувствовал, как из него, словно из треснувшего кувшина, постепенно утекают все дорогие ему воспоминания: сказки, которые рассказывала ему бабушка, мать в красивых новых нарядах, сажавщая его рядом с собой на праздниках, смеющийся отец, зимние вечера, когда вся семья собиралась вместе. Он помнил факты, помнил лица, но чувства, выражения лиц, жесты, слова, настроения, — всё стиралось, всё уходило водой в песок. Микаэль понимал, что он теряет себя, что он исчезает, погибая от проклятья человека, ближе которого у него никогда не было и не будет. Что ждёт его такого? Что ждёт его, когда он потеряет всё? Он станет бесчувственной машиной, которая будет зарабатывать деньги, прилежно исполнять сыновний долг, наверняка, как-то женится. И всем будет казаться, что он продолжается, что он жив. Но он будет мёртв.
Ему не нравились местные женщины с красными зовущими улыбками и загорелыми руками. Ему не нравились апельсины в садах, хитро поблескивающие глаза мужчин, никогда не выходивших за пределы жизни, заповеданной предками. Ему здесь нравились только горы, старые камни, чёрные и красные спины которых поросли деревьями и травой. Он часто уходил гулять в горы, сначала ненадолго, а когда более-менее узнал окрестности, стал гулять часами, иногда возвращаясь уже после заката.