Страница 29 из 100
День начался с хороших новостей: Анариэль все-таки вернулась домой. Она влетела в замок как вихрь, распахивая двери с таким мрачным видом, как будто хотела испепелить всё живое на два дня пути в округе. В таком состоянии Вик видел свою дочь второй раз в жизни, и оно ему решительно не нравилось. Но всё же новости были хорошими, потому что если бы она не вернулась, если бы ему довелось почувствовать, как рвётся струна, соединяющая его жизнь с её, если бы она не смогла удержаться на краю пропасти, — он бы не знал, как жить дальше. Когда-то беспечный наёмник, вольный как ветер, не знающий ни дома, ни привязанности к людям, он бродил по мирам в поисках приключений и поживы. А потом он едва не погиб, в очередной раз, попав в око бури, и ветер и море принесли его в Октавион. Не понимая, что он делает, он спас разрушенный город, а взамен город подарил ему новую жизнь. Бессмертный воин и не мечтал, что сможет когда-нибудь переродиться, а не канет в пустоту. Но ему повезло, невозможно повезло. Теперь у него был его город — его дом, были друзья, любовь, дочь. Да он и в кошмарном сне не мог представить, что будет когда-либо обременён ребенком. А в итоге ему пришлось одному растить дочь. И он счастлив. Никогда и нигде он не был так счастлив.
«Единственный минус сложившейся ситуации», — горько улыбнулся Вик, — «в том, что терять всё это невыносимо больно и страшно». Когда умерла его жена, он чуть не рехнулся от горя, спас только Октавион. А когда ушёл Фред, у Винора было такое чувство, что с ним умерла часть его души. И если Анариэль когда-нибудь не вернётся, а, будем честны, так оно и случится однажды, он хоть из-под земли достанет ближайшего воина ветра и вытрясет из него клятвенные заверения в том, что с душой Ани всё в порядке и лет через сто она родится снова. Тогда останется просто подождать. К сожалению, дочь от него ничего не скрывала, и рассказала, что люди ветра могут умереть навсегда, и теперь это стало его главным страхом.
Выждав ещё несколько минут, он направился в комнату дочери. Она уже наверняка закончила метаться по комнате, села, и не станет швыряться мебелью в первого вошедшего.
Анариэль была в бешенстве. Ядовитая слюна с клыков ещё не капала, но ярость кипела внутри неё, не утихая, а накаляясь всё сильнее. Анестезия от подарка, сделанного ей ветром, потихоньку начала уходить, и вот ей-то на смену и пришла эта ярость. Как она могла так низко пасть?! Стать его игрушкой, вещью, потерять волю, гордость, чуть не довести себя до полной и окончательной гибели! И это воин ветра, три тысячи лет жизней дракону под хвост!
В дверь осторожно, но уверенно постучали. Не просьба, а предупреждение. Вошел Вик, как всегда входил в её комнату: спокойный, с легкой улыбкой на губах, в глазах цвета морской волны тепло и участие.
— Я очень рад, что ты всё-таки смогла вернуться, — голос отца, как всегда, успокаивал. Ярость ушла, остались боль и горечь.
— Что ты почувствовал? — Анариэль было не привыкать, что отец чувствует, когда она в опасности или ей больно, и расстояние и измерения ему не помеха.
— Что на этот раз ты можешь умереть навсегда. И я не могу тебе ничем помочь, потому что в делах сердечных я тебе не помощник.
Вик сел на кровать дочери, положил руку ей на плечо. А Анариэль вдруг почувствовала, как к горлу подкатил ком, из глаз хлынули слезы. Как в детстве, она уткнулась отцу в грудь, ощутив, как его руки мягко обнимают её, закрывая от всего мира, от всех миров.
— Отец, я не понимаю, как такое могло случиться, — голос срывался, дрожал, но Анариэль начала рассказывать. Сбиваясь, вздрагивая каждый раз, как какой-то момент всплывал в памяти особенно ярко, она рассказывала отцу о том, что с ней произошло. Как привыкла с детства: всё, не упуская ни одной детали, ни одного переживания. С Маркусом она никогда так не говорила. Он часто мог чувствовать, что с ней происходит, но говорить об этом у них редко получалось. А вот Вику она могла рассказать всё, даже то, что он не сможет понять, даже то, что ей самой неприятно о себе говорить…
— Значит, ты не могла его прочитать? — наконец рассказ закончился, и Вик начал осторожно задавать вопросы, всё ещё не выпуская дочь из объятий.
— Не могла, до того момента как… И потом не могла прочитать ничего, кроме того, что уже знала, — слезы иссякли, но голос еще дрожал. — Но какое это имеет значение?
— Ну, либо он сам по себе настолько уникальный человек, что переплюнул даже Яна, прошлое которого ты хоть как-то можешь видеть, либо… Как бы глупо это не звучало, но я бы сказал, что это — Судьба. И вы в этом не виноваты. Оба.
Анариэль отстранилась и удивлённо уставилась на отца.
— Конечно, он не Ян, но всё-таки он очень силён, и его что-то укрывает от взгляда извне…
— Брось. Он не святой, ты сама это прекрасно увидела. Если бы он обладал такой силой, чтобы полностью закрыться от дара человека стихии, он бы не был рядовым обывателем. С такой силой хочешь, не хочешь, взойдешь на какой-нибудь престол. Даже если и не мечтаешь об этом — вокруг живут другие люди, которые не любят сидеть на троне, но любят, когда на троне сидит посаженный ими. Такие ребята почуют силу хоть под землёй. А уж если обладатель такой силы хоть немного честолюбив — он запросто пойдёт на завоевание мира. И, скорее всего, у него это получится. Поверь старому вояке, мне приходилось работать и на тех, и на других, и очень редко на тех, кто им противостоял.
Винор усмехнулся, и Анариэль тоже не смогла удержаться от улыбки, представив себе те заварушки, в которых побывал её отец.
— Тогда почему сразу Судьба? Почему не какое-то другое влияние извне? — все-таки ей очень не нравилась эта версия.
— По той же самой причине. Захоти какой-нибудь могущественный ублюдок уничтожить тебя, он не стал бы действовать так витиевато. И уж точно не стал бы вплетать в это столько ненадежных игроков. Что этот полоумный Маграв, что твой несчастный любовник, — они оба могли в любую секунду сорваться. И даже в случае успеха, то есть твоей смерти, там бы немедленно возникли Ян с Маркусом, а потом и я. Сама можешь представить, как твои братья по ветру в две секунды находят кукловода, всего лишь объединив свои усилия и помножив их на ярость. Ну а я бы в случае чего подсобил его убрать, ещё минуты за две. И всё. Как ни крути, неприятный способ самоубийства.