Страница 84 из 102
В лучах закатного солнца, овеваемая сквозным апрельским ветром, на подоконнике в длинной белой сорочке стояла Лиза. Обе оконные створки по законам жанра были открыты настежь, а ветер полоскал газовые занавески, мешая их со складками лизиного одеяния. Лиза стояла спиной ко мне, а потом обернулась и прошила циничным взглядом сухих глаз.
За моей спиной послышались голоса. Тревожные ее родителей и профессиональный фельдшера. Лицо потенциальной жертвы суицида стало жалобным, губы задрожали, а по щекам полились крупные с горошину слезы.
- Я так любила тебя… А ты меня… бросаешь…
Этот спектакль нужно было кончать как можно скорее. Но позади меня ахала Белла, Александр Петрович зло ругался на тему «предупреждал ее не связываться с этим сукиным сыном», а фельдшер только сказал Лизе:
- Вы тут постойте еще немного, а мы отойдем поговорить, ладно? – И схватив меня под локоть рукой-клешней, потащил подальше от двери. – Хотя, можете, в общем-то, и слезть, - опомнившись, крикнул врач. - Апрель всё-таки, еще простудитесь.
Мне же он прошипел в лицо следующее:
- Что хочешь ей говори, а с окна пусть слезет. Там склон сто-метровый, если неудачно вывалится и укатится, костей не соберем.
Я помнил, что за окном ее спальни и ванной начинался склон, но мне казалось, что до него от дома метров пять не меньше, под окнами спокойно проезжали машины. Но Лизу действительно надо было с окна снимать. Жаль было смотреть, как убивается Белла Романовна, веря в намерения дочери.
Я вернулся к двери и зашел в комнату. Сначала Лиза дернулась было наружу, а потом вздрогнула от нового порыва холодного ветра. И я заметил, что губы у нее посинели, а сама она мелко дрожит. Наверное, и сама уже хотела, чтобы ее поскорее сняли с подоконника.
- Милая, иди ко мне, - сказал я как можно более ласково.
Хотя так и подмывало столкнуть ее с подоконника. Пусть даже в доме и высокие потолки – со второго этажа улетела б недалеко. Зато были бы квиты. Мои потрепанные нервы – ее синяки и ободранные колени. Я злился!
И, тем не менее, притушил в глазах свою ярость. А она доверчиво подалась вперед, позволила подхватить на руки и уложить на диван под два пледа.
Пока ее мать на кухне разливала по кружкам какао и коньяк желающим, я сидел на краю дивана и старался не смотреть на Лизу. Чтобы ненароком не придушить счастливо спасенную. Ну и чтобы не разговаривать с ее отцом, который сейчас вместе фельдшером осматривал двери и прочие разрушения в комнате. А еще, не стесняясь, вслух винил в произошедшем меня.
Наконец, я понял, что больше всего сейчас хочу выйти из этого помещения. И больше никогда не встречаться с этими людьми. Но в гостиную вошла Белла с подносом, и Лиза картинно схватив меня за руку, заглянула в мои глаза и надтреснутым голосом буквально выдохнула:
- Не уходи… Алекс, пожалуйста, побудь еще со мной…
Мама Лизы со значением посмотрела на меня и громко, так чтобы муж услышал, сказала:
- Ну что ж, кажется, нам пора. Саша, ты скоро?
Я понял, что если прямо сейчас не испарюсь отсюда, они вежливо попрощаются и оставят меня разгребать всё это… гхм… Даже сейчас мне хочется материться! А тогда тем более. В общем, я не хотел оставаться один на один с эмоциональными проблемами их дочери, которые она сама себе придумала и преувеличила в своем молодом и всё еще склонном к максимализму мозгу.
- Нет, уйти должен я. Тем более что мы с Лизой расстались. И я не вижу смысла тянуть кота за хвост. Это было бы лицемерно и не правильно.
- Алексей, а вы точно уже все решили? – В голосе Беллы было столько надежды.
- А я говорил тебе! – Александр Петрович сейчас обращался в Лизе.
Лиза же отвернулась к спинке дивана. Фельдшер начал суетиться, доставать из саквояжа тонометр, фонендоскоп и даже какие-то ампулы со шприцами на журнальный столик выложил.
- Пшел вон отсюда, щ-щенок. – Это уже было мне.
Именитый художник манеры, видимо, берег исключительно для заказчиков.
- Всего хорошего. – Ответил я.
Кроме папашки-грубияна и дочери-истерички в комнате еще были Белла и врач скорой помощи, а они ответной грубости не заслужили.
На улице я полной грудью вдохнул свежий воздух…
Наконец-то я был свободен!»
«Как я ошибался! Она, как кошка. Большая хищная кошка. Играла всё это время со мной, как с грызуном. Сначала позволила отбежать на расстояние. И даже позволила считать себя свободным. А потом нанесла сокрушительный удар и буквально раздавила своей когтистой лапой.
Раздавленный… Именно таким я себя сейчас и чувствую…
Две недели счастья. Это были две недели счастья с Дианой. Мы встречались все так же пару раз в неделю – оба много работаем. И с ней мне реально было хорошо. Легко. И дышалось свободно.
Это мне наказание за то, что скрыл от нее правду. За то, что не разглядел сразу. И за то, что встречался с Лизой, но всё равно познакомился с Ди.