Страница 45 из 54
- Благодарю тебя, мудрец. Эх, если б только можно было изложить твои воспоминания на бумаге! Квизиб, очевидно, слегка растерялся.
- Ты имеешь в виду закорючки, означающие речь?
- Да.
- Но зачем это? Никакой речи нам не надо. Мы и без того друг друга слышим.
- Это понятно. Но именно из-за вашего способа общения вы не ведете летописей. Ни один паук в этом городе не знает ни о том, как строилась Большая стена, ни о том, какая трагедия постигла войско Касиба Воителя в Долине Мертвых. Неужели все это достойно забвения?
- Почему же. Память о том живет. Она в моем мозгу. Во мне для того и поддерживают жизнь.
- А сам ты хочешь, чтобы в тебе ее поддерживали?
- Нет. - В односложном ответе чувствовалась неимоверная грусть. - Я как избавления жду того дня, когда меня, наконец, оставят в царстве небытия.
Найл не в силах был сдержать любопытство:
- А каково это - не быть?
- К сожалению, не могу припомнить. Едва я вхожу в этот мир, как память о том, ином царстве пропадает, будто зыбкий сон после пробуждения. Но уже по неохоте вступать в этот мир можно судить, что в том царстве, должно быть, поистине прелестно.
- И что, тебе хочется остаться там навсегда?
- Даже очень, но я обещал пребывать в живых, чтобы моя память никогда не затерялась.
- А вот если б твою память передать на письме, тебя бы можно было освободить от обещания,
- Такое невозможно, - твердо, с убеждением сказал Квизиб.
- Действительно, всю тонкость и богатство твоих ощущений передать трудно. Но можно было бы запечатлеть все сколь-нибудь существенные события.- Чувствуя, что Квизиб собирается возразить, он торопливо продолжал: - Ты послушай. Было время, когда у людей не было письменности. Но у них была речь, и менестрели со сказителями, излагая на свой лад истории великих дел, передавали их из поколения в поколение, не давая памяти угаснуть. Затем была изобретена письменность, и появилась возможность вести летописи. Отныне человек знал свою историю. История человеческой цивилизации целиком хранится теперь в архивах Белой башни.
Квизиб был явно под впечатлением.
- Наверное, это неимоверное множество слов.
- Да. Каждая страница содержит множество слов. А каждая библиотека содержит множество книг. - Для большей ясности Найл сопровождал слова мысленными образами.
Квизиб, казалось, был потрясен.
- Да это же поистине труд вечности. Найл, непривычный к выражению абстрактных понятий, ощутил в душе нарастающее отчаяние.
- Ты не понимаешь. Вам, паукам, такая идея не по нраву, потому что на первый взгляд кажется скучной. Вы живете настоящим, и считаете его таким интересным, что до прошлого вам и дела нет. А это своего рода лень.- По паучьим понятиям, Найл говорил ужасающе грубо, но так спешил высказаться, что было не до этикета. - Люди тоже ленивы, но всегда есть некоторые исключения. Поэтому среди них отыскивались немногие, кто вел летописи, составлял атласы звездного неба, изучал законы геометрии - вся та работа, что у большинства считается скукой. Вот так, постепенно, люди построили огромные города и освоили планету, занимаясь тем, что у вас считается скукой. Лишь упорно делая то, что считается рутиной, люди перестают быть рабами и осваивают роль хозяев. - Говоря, он с отчаянием чувствовал, что слова не доходят, и ни один паук не в силах понять, о чем он. А закончив, с изумлением осознал, что пауки слушают буквально затаив дыхание, и лишь тут понял, что страстная убежденность в голосе невольно заставила их прислушиваться к его словам, словно к некоему божественному откровению.
Воцарившаяся следом тишина дала понять, что они усвоили сказанное и сосредоточенно размышляют над его значением. Наконец Квизиб сказал:
- Переложить мои воспоминания на человеческий язык ох как непросто.
- Не спорю. Но это легче, чем ты думаешь. В Белой башне есть устройство, способное читать ум. Оно могло бы хранить содержимое твоей памяти, и память никогда бы не затерялась.
- Смертоносец-Повелитель никогда бы этого не допустил.
- А его позволения и не требуется. Я правитель этого города. - Было как-то неловко заявлять об этом вслух, но чувствовалось, что выбора нет. - Мне решать, как быть.
Квизиб как бы перевел изумленный взор на Асмака.
- Это правда?
- Да, господин. Он посланец богини, а следовательно, правитель этого города.
- И его воля превыше воли Смертоносца-Повелителя?
- Да, господин.
Квизиб справился со своим замешательством; иначе было бы бестактно. К Найлу он обратился с нарочитой почтительностью, как к властительному вельможе:
- Прошу простить, повелитель. Я не знал, кто вы. Найл мысленно отозвался: дескать, ни к чему. Но в голосе Квизиба по-прежнему чувствовалось беспокойство.
- Я торжественно присягнул не уходить в небытие...
- Властью, вверенной мне богиней, - перебил Найл, - я могу освободить тебя от твоего обета.
Квизиб раздумывал в тишине. Когда снова заговорил, стало ясно, что он пришел к решению.
- Тогда, видно, тебе по силам снять с меня обет молчания о разговоре, что был у Мадига с Касибом Воителем.
- Так ты что, знал тайну? - удивленно спросил Найл.
- Смертоносец-Повелитель наконец разгласил ее в ночь великой бури, когда мы с ним дожидались рассвета в Долине Мертвых. Катастрофа подточила его силы, и он хотел излить кому-нибудь душу. Поскольку я был единственным, кому он доверял тайну, я поклялся молчать. Но нет такой тайны, которую нельзя разгласить посланцу богини.
У Найла гулко застучало сердце. Но он сдерживал волнение и стоял молча, показывая, что не собирается неволить Квизиба.
Последовавший затем рассказ был изложен языком образов и ощущений. Поскольку сам Квизиб не был непосредственным участником событий, повествованию не хватало прежней четкости; но даже и этот, повторный, пересказ - вначале от Мадига Смертоносцу-Повелителю, затем от Повелителя Квизибу - был чарующе достоверным, ощущения словно передавались напрямую.
Квизиб поведал, как на Мадига и его товарищей, спящих в неглубокой лощине пустыни Канда, набросились в предрассветный час и оглушили прежде, чем они успели опомниться и оказать сопротивление. Лиц нападавших они не видели, поскольку пленникам сразу завязали глаза и предупредили, что убьют любого, кто попытается снять повязку. Наутро пленители исполнили угрозу и перерезали горло одному из пленников, Рольфу Колеснику, - он, как выяснилось, подглядывал под повязку.