Страница 36 из 42
Было видно, что она говорит правду, тем не менее в голосе чувствовалась неуверенность: может быть, образ показался знакомым.
- Ты уверена, точно?
Сидония покраснела, думая, что он сомневается в ее словах. Она давно уже привыкла к тому, что пауки то и дело вчитываются в ее мысли, поэтому не чувствовала, что и Найл сейчас делает то же самое.
- Да, господин.
- Но ты хотя бы примерно представляешь, где такое может находится?
Она нахмурилась.
- Много цветов растет вон там, в той части,- она подняла руку и указала на восток, вдоль проспекта, где дворец Найла.
- Далеко отсюда?
- Мили две или три.
Найл повернулся к Дравигу.
- Ты знаешь ту часть города?
- Нет. Дела никогда меня туда не заводили. Та часть совершенно нежилая.
- Я бы хотел туда наведаться. Составишь мне компанию?
Паук без особой охоты согласиться. Найл снова повернулся к Сидонии:
- Мне надо взять туда и тебя. Прошу явиться во дворец сегодня в два часа.
С ясного синего неба теперь вовсю светило солнце; снег не успел еще растаять лишь в тени деревьев и зданий, а в воздухе стояло журчание воды, бегущей по водостокам. Спину припекало, и Найл с Симеоном, сняв плащи, понесли их свесив через руку; лишь Сидония терпеливо сносила неудобство и не допускала нарушения формы одежды. Дравиг, как обычно, казался равнодушным к погоде.
На шее у Найла был медальон - отражатель мысли, подарок после первого визита в Белую башню. Это было устройство для координирования ментальных вибраций мозга, сердца и нервного узла, усиливающее сосредоточенность и восприятие. Став правителем, Найл мало-помалу перестал его носить. Сила воли, как он теперь считал, вызывается интуицией. Сегодня же он надел медальон для особой цели. В тот первый визит в башню вещица пригодилась для запоминания карты города; помогла усвоить ее так четко, что теперь можно было воссоздать в деталях, едва прикрыв глаза. Основной сектор восточной части именовался "индустриальной зоной" - название, сбивающее с толку Симеона с Дравигом, да и самому Найлу не вполне понятное. Из уроков истории в Белой башне он уяснил, что индустрия - это производство и изготовление товаров; слышал и о периоде Промышленной революции. Но вот уж почти дошли, а вокруг - куда ни глянь, ни закопченных цехов, ни высоченных заводских труб. Во всяком случае, здания здесь даже ниже, чем в центре города.
Изжелта-серая дорога, по которой они сейчас шли, смотрелась на удивление новой, будто вчера проложенной. Во второй половине двадцать первого века асфальт и бетон уступили место смеси каменной крошки и пластмассы, затвердевающей в вещество наподобие мрамора, только более прочное и износоустойчивое. Потому-то дорога и тротуары по обе стороны не давали ни намека на износ. То же самое и дома, магазины, офисы - в гораздо большей сохранности, чем в центре города. Все здесь казалось аккуратным, тщательно продуманным, но на удивление безликим.
Примерно через милю деловая часть сменялась небольшими жилыми домиками - типовыми, из красного кирпича, каждый с небольшим палисадником. В свое время монотонность здесь оживляли лишь затейливые узоры, обрамляющие окна и двери. Теперь вокруг домиков буйно разрослась зелень; кое-где она взобралась и на крышу - в одном месте (надо же!) дерево проросло сквозь дом и пробило стволом шиферную плитку; сучья теперь затеняли крышу. Найла распирало от любопытства забраться и осмотреть один из таких домиков - интересно, как там жилось их прежним обитателям?- но было некогда: через пару часов начнет смеркаться.
Прошли еще одну милю, и пейзаж вдруг резко изменился. Первым делом, когда отдалились на полмили от кирпичных домиков, в глаза стали бросаться яркие цветовые оттенки.
Судя по карте, это и было начало индустриальной зоны, но здания выглядели так, будто предназначались для карнавала или парка аттракционов: и треугольные, и кольцом, все из яркого кирпича, и ни одно не выше двух этажей; крыши в основном - изумрудно зеленая с яркими крапинками плитка. Как и вокруг кирпичных домиков, здесь буйствовала зелень, но не обычная, как там, а роскошная, тропическая.
Среди растений преобладали толстые ползучие побеги, с широкими глянцевитыми листьями в зеленую и желтую крапинку, среди цветов - алые, раструбами, чаши. Тут и там среди этой массы проглядывали пальмы, такие как в Дельте. Зрелище впечатляло странной экстравагантностью - все равно что занавес, размалеванный шутом.
Когда подошли ближе, стало ясно, что запах здесь соответствует прекрасному виду: благоухание жимолости, сирени, роз, можжевельника и гиацинтов сливалось с приятным запахом, напоминающим свежескошенное сено. Последний раз таким многообразием веяло в Дельте; Найл вспомнил, и стало как-то неуютно. Но когда Сидония двинулась среди кустов, с видимым упоением погружая лицо в чаши цветов, Найл тоже не удержался, и нашел аромат изумительным.
- Ты здесь раньше когда-нибудь бывала? - спросил он у Сидонии.
- Да. - Ему показалось, что она скользнула робким взглядом по Дравигу.
- И здесь всегда вот так?
- Да, наверное, - сказала она неуверенно.
- Тогда почему сюда так редко ходят? Вон какая красота.
- Потому что... - она глубоко вдохнула из алой чаши, - потому что когда слишком много удовольствия, то нехорошо.
Под удивленным взглядом Найла женщина вспыхнула. И можно понять почему: служительница ведь, дисциплина и самоконтроль - предмет гордости. А от таких запахов возникает трепетное томное желание расслабиться, уступить... Да, такой настрой был бы явно не по нраву паукам.
Изучал растения и Симеон, но только отстраненным взором ботаника.
- Почему они, интересно, растут вот так среди зимы? - спросил Найл. Их что, солнце заставляет думать, что это весна?
Симеон недоуменно развел руками.
- Уж и не знаю. В первый раз с таким сталкиваюсь.
- Даже в Дельте?
- С Дельтой не путай. Там почти у каждого из растений красота служит коварной приманкой.
- А ты уверен, что у этих - нет?
- О, конечно же, нет, - сказала Сидония; голос кроткий, мечтательный, сама лелеюще поглаживает алую чашу, как какого-нибудь ручного зверька.Какая же это приманка?