Страница 43 из 62
- Они на самом деле не сильнее нас. Просто мы не научились использовать собственную силу по-настоящему, - Найл осуждающе мелькнул глазами на Милона. - И не овладеем ей никогда, пока будем полагаться на жнецы.
- Но как нам без жнецов биться с пауками? - спросил Симеон и добавил:
- Или скажешь, может, что бороться с ними и не надо?
- Бороться, безусловно, надо, - сказал Найл, - но их же методом. И рано или поздно нам придется научиться жить с ними в мире.
Доггинз взглянул на товарища с удивлением:
- Я-то думал, ты мечтаешь с ними покончить.
- Да, вначале. Но это было до прихода в Дельту.
- А теперь ты что, против жнецов? - спросил Симеон.
- Категорически, - был ответ.
- Почему?
- Потому что если пустим их в ход, то не удержимся от соблазна истребить пауков всех поголовно.
- И что, ты считаешь, нам надо со жнецами делать? - спросил Милон.
- Если желаешь знать, что я на этот счет думаю... - Найл умолк в нерешительности.
- Да, желаем, - сказал за всех Симеон.
- Я считаю, нам надо повыбрасывать их вон в то озерцо.
Милон поперхнулся от таких слов. Симеон сердито на него махнул, чтобы молчал, а сам нарочито спокойно спросил:
- И что хорошего, по-твоему, это даст? Найл поймал себя на мысли, что все это время непроизвольно смотрел на слепые, умолкшие глаза Манефона.
- Для начала, это бы вернуло зрение Манефону. Не успев еще произнести, он запоздало спохватился и тотчас пожалел о сказанном. Но слово не воробей. Доггинз глянул на Найла, да остро так.
- Ты в самом деле так думаешь?
- Да, - однако, чувствовал Найл себя хвастливым подростком, пытающимся сейчас выкрутиться перед сверстниками. На Манефона стыдно было и смотреть.
- В таком случае, - медленно проговорил Симеон, - нам, вероятно, есть смысл попробовать,- он оглядел остальных.
У Найла упало сердце. Он уже собирался сказать, что не это имел в виду. И тут впервые подал голос Манефон:
- Я не хочу, чтобы для меня кто-то приносил жертвы.
Голос был блеклым, невыразительным, но, судя по всему, Найл заронил надежду.
Все поглядели сначала друг на друга, затем вместе - на Манефона. Каждый ощущал себя виноватым в том, что Манефон вот ослеп, а они все зрячие. Симеон поднял взор в сторону моря.
- Худшее позади. Повезет, так через пару часов дойдем до моря.
Глаза у всех остановились на Доггинзе. Тот делал вид, что ест и не прислушивается, но по лицу-то видно: чувствует, что ждут его решения. В конце концов, он дернул плечом.
- Ладно, поступайте как знаете.
- Совсем обезумели! - выдохнул Милон, оторопело округлив глаза.
Ему никто не ответил. Он повернулся к Найлу:
- Как ты думаешь, это поможет Уллику? Найл качнул головой, не сказав ничего. Милон беспомощно развел руками и отвернулся. Симеон протянул свой жнец Найлу.
- Ну что, попробуй?
Найл молча принял оружие. Направляясь медленно к озерцу, он в душе заклинал растение-властитель. Украдкой посмотрел в его сторону. С этого угла оно выглядело до крайности неброско, как любой другой холм. Найл взошел на косогор, выдающийся над озерцом, поднял жнец на головой и швырнул его как можно дальше. В момент броска ощутилась странная возвышенная радость, содержащая элемент злорадства. Затем повернулся; Симеон протягивал ему второй жнец. Найл опять бросил изо всех сил. Оружие с плеском вошло в воду и кануло - только его и видели. Третий жнец Симеон потянул из рук Милона; тот расстался с оружием неохотно. Жнец, кувыркаясь в воздухе, полетел к середине озерца следом за первыми двумя. Когда раздался всплеск, поверхность озерца на секунду взбурлила.
- Там что-то сидит, - угрюмо заметил Догтинз.
- Хорошо, если жрать не хочет, - вставил Милон.
Все смотрели на Манефона, незрячее лицо которого было уставлено в сторону озерца. Затем Симеон бережно взял его за руку.
- Омой себе глаза в воде, - Манефон стал опускаться на колени, не сознавая, что до воды надо еще пройти метра три. - Нет, не здесь. Поди сюда.
Его подвели к месту, где склон полого сходил к воде. Здесь Манефон встал на колени и опускал разведенные руки, пока не коснулся ими поверхности. Затем, склонив голову, плеснул бурой воды себе в глаза. И пронзительно вскрикнул от боли:
- Жжется! - он отпрянул, отчаянно натирая глаза руками. Подбежал Милон и поднес тряпицу, которую Манефон, стиснув зубы, прижал к лицу, Найл согнулся и, черпнув, тоже плеснул себе в глаза. Не стерпев, он вскрикнул: вода была соленой от минералов и жгла, будто кислота. Несколько капель стекло в рот - тьфу, горечь!
Доггинз сунул Манефону бутыль, где еще оставалось на четверть вина.
- На-ка вот, хлебни, - Манефон мотнул головой и оттолкнул посудину; ему, очевидно, было не до этого. Симеон опустился возле слепого на колени и взял его за запястье.
- А ну, дай взглянуть.
Манефон понемногу унялся и поднял лицо, все еще страдальчески постанывая. Симеон, бормоча что-то утешительное, возложил пальцы на распухшую щеку Манефона и осторожно, бережно оттянул нижнее веко. Манефон неожиданно замер. Лицо у него неузнаваемо переменилось.
- Я... я тебя вижу!
С видимым усилием он открыл оба глаза и вперился в Симеона. И тут он захохотал - громово, безудержно, стирая бегущие по щекам слезы. Изо всех сил расширив веки, он оглядывался вокруг себя.
- Я снова, снова могу видеть!
Манефон вскочил на ноги, облапил Найла и стиснул так, что тот аж поперхнулся. Жесткая борода царапала Найлу ухо.- Все как ты говорил, так и вышло!
- Ты отчетливо нас различаешь? - осведомился Симеон. Манефон крупно моргнул.
- Не сказать чтобы очень. Но я вижу, вижу! - он вновь огляделся с восторгом и изумлением.
Милон посматривал на Найла с благоговейным ужасом.
- Как у тебя это получилось? Какое-то волшебство? Найл пожал плечами.
- Да что ты. Видимо, вода. Она, должно быть, вывела отраву.
Но взгляд Милона красноречиво говорил: давай, мол, не скромничай.
Теперь Манефон принял бутыль и выпил вино без остатка, не отрываясь. После этого вес снова сели и закончили еду. Головы плыли от восторга, происшедшее казалось добрым знамением. У Найла было любопытное ощущение, будто это он сам прозрел и любой предмет сейчас он озирал с восторженным изумлением; оттого, видимо, что у него с Манефоном установилось некое сопереживание.