Страница 65 из 115
Я улыбнулась невольно, вспоминая свою жизнь в то время.
Надо бы связаться с учителем Бо - он всегда находил мудрые слова, чтобы меня успокоить и настроить на лучшее.
- Улыбаетесь, кадет? - язвительный голос инструктора вырывает меня из воспоминаний. Черт, я совсем забыла, где нахожусь. - Молчите?
- Простите, кэм. Мне нечего сказать.
- Вам нанесли оскорбление. Считаете допустимым такое, кадет? Может, и мне стоит вас оскорбить? И всей группе?
- А вы разве не этим занимаетесь, кэм? - уже почти не скрывая своего раздражения, спрашиваю я. Чувствую, как начинают подрагивать руки от непреодолимого, огромного желания выколотить из окружающих всю дурь.
- Мы даже не начинали… - шипит взбешенный мужчина и осматривается. Знаю, что он хочет сделать - я хорошо разбираюсь в людях. И в не-людях. Инструктор не может драться со своими учениками - только показывать - и теперь он выбирает того, кто станет орудием в его руках.
Ну ну, давай. Я уже почти в предвкушении.
- Кадет…Кьяра, Грран - на маты.
Я поворачиваю голову и смотрю на вызванного ардарца. Судя по тому, как тот держит то-бо, владеет им мастерски. Итак, меня решили проучить?
…будь си-ильной, маленькая Кьяра, всегда будь си-ильнее…
Я улыбаюсь, почти плотоядно, но злости больше не испытываю. Зрение и мысли становятся ясными, а все чувства - обостренными. Я почти счастлива быть здесь и сейчас.
Мы выходим на маты, и нас окружают возбужденные ученики. Грран скалится встает в начальную позицию - то-бо наперевес, ноги полусогнуты, корпус чуть наклонен вперед. Я даже не пытаюсь принять стойку.
… ты всегда должна-а быть готова, маленькая Кьяра. Враг может напа-асть , когда ты в любом положе-ении…
На краю сознания я слышу, как громко выругался Кран. Чего это он? Думает, что я совсем не знакома с этим искусством?
Поздно беспокоиться, дорогой. Ты такой же, как все.
… залитая кровью поляна леса. Мы одни - последний орош, единственный выживший, самый сильный среди своих мерзких сородичей, и я.
Он замахивается дубиной, планируя одним ударом выбить из меня дух, но я с легкостью уворачиваюсь. Мое тело - воздух. Мое тело - ветер в кронах. Оно танец, который заигрывает со смертью. В голове у меня музыка: тяжелые, гулкие и ритмичные удары рока.
Один такт на несколько движений. На миллион движений.
Я танцую, выгибаюсь, подпрыгиваю, даже не пытаясь задействовать то-бо. Я только уворачиваюсь, отступаю, рассматриваю противника со всех сторон. Я уже знаю все его слабые места, но мне доставляет удовольствие его нарастающее нетерпение и злость.
Я играю.
Он совершает обманный маневр, планируя достать меня хоть таким образом, повалить на землю и избить, но я лишь делаю шаг в сторону, легко опираюсь на палку и перелетаю через гиганта, чтобы в следующий момент оказаться за его спиной.
Он резко оборачивается.
В глазах плещется бесконечное изумление и... страх? Неужели ты забыл главное правило этого искусства - «не бояться»? Стоит впустить страх и ты проиграл.
Легко переношу вес тела на одну ногу, на кончик большого пальца, разворот, и вот я уже «бегу» по его ногам, животу, плечам, используя то-бо как упор в землю, а потом обнимаю, почти непристойно, ногами, зажимаю голову между бедер и рыбкой ныряю назад и вниз, одновременно дергая его шею, чтобы орош наклонился, упал лицом вперед.
Лишь мгновение мы лежим на земле, как любовники. Я на спине, с разведенными ногами и его головой, уткнувшийся мне в пах. Но в следующую секунду я вскакиваю, поднимаю то-бо и начинаю настоящее представление.
В этом искусстве есть три слоя, три грани.
Большинство осваивают первую. Жесткое, кровавое, болезненное избиение.
Некоторым доступна часть второй. Легкие касания к определенным точкам, вызывающие волны боли, частичный паралич, потерю сознания - даже смерть. Чем дольше ты занимаешься, тем больше вероятность, что освоишь этот уровень полностью.
И третий уровень, доступный только мастерам. Убийство, когда твоя жертва умирает с благодарностью.
Мне нет необходимости демонстрировать все навыки до конца. То-бо мелькает на грани видимости. Гигант какое-то время еще пытается отбиться, но кровь из разбитого рта и носа заливает его лицо и шею, тело слушается всё хуже: он уже почти не видит, не слышит и не думает.
Он уже хочет спастись, избежать, но и здесь я не знаю пощады. Несколько касаний - и он падает с обездвиженными ногами. Прикрывает голову, но я не буду убивать.
Не я.
Он умрет здесь один, среди трупов своих сородичей, неспособный сдвинуться и спрятаться от палящего солнца, от хищников, которые только и ждут, когда я уйду с поляны. Еще одно касание - руки ему тоже не нужны - и я отступаю. Разворачиваюсь и ухожу…