Страница 48 из 115
Он поставил довольно сложную аранжировку, чтобы связать свое собственное видение смерти и то, что могут показать девушки. Кьяра тяготела к стрип-пластике…не думать о том, что она вытворяла в клубе перед голодными уродами; он еще припомнит ей это! Марте же больше всего подходил «солеа» - форма песни и танца фламенко, отражающая одиночество - ненависть всегда шла по дороге одна и Марта, в её борьбе с самой собой не должна забывать об этом.
Мелодия стала ритмичной, чтобы подстроить под неё любое движение; в то же время, имела собственную периодичность. Отстраненность, мягкие переливы, тягучие всхлипы, сменяющиеся тяжелым рокотом моря и обрушивающимися камнями в горах. Он сделал знак Марте начинать, и девушка вышла на середину.
…Дзинь.
Темноволосая дочь кузнеца вздрагивает каждый раз, когда раздается звук удара молота по наковальне.
По новому мечу.
Дзинь.
Еще одно готовое изделие отброшено в сторону.
Дзинь.
Ненавистный звук. Ненавистная война, забравшая всю её семью - младших сестер, погибших от голода. Двух братьев, не вернувшихся с боя. Мать, которая слегла после их смерти. Война, почти уничтожившая деревню.
Дзинь.
И девушка срывается. Хватает мечи - сколько может унести - и выскакивает на улицу, разбрызгивая сталь и отвращение. Темные аккорды усиливают ощущение трагедии. Смерть бродит где-то рядом, не оставляя ей даже шанса на успокоение. Душевная боль выбивает ритм - остервенелый, все ускоряющийся, угнетающий. От быстро чередующихся движений пяток при неподвижном теле по земле волной проходит дрожащий звук. Но волна, неожиданно, упирается в препятствие и останавливается.
Протяжная пауза, когда замирает весь мир вокруг. И снова взрывается какофонией звуков и движений. Посреди широкой улицы скачет прекрасная наездница. Скачет открыто, гордо, чувственно, будто и нет вокруг пепелища. На лице её страдание - она не слепа, тело подрагивает от усталости, на одежде многодневная пыль, но движения её свободны и открыты, а тело молодо. Она резко дергает поводья и останавливается, чтобы спешиться возле колодца с водой. Набирает полное ведро и выливает на себя ледяной дождь, счастливо хохоча от удовольствия.
Это становится последней каплей.
Вспыхнув враждебным огнем, сама Ненависть начинает наступление на путницу, осмелившуюся остаться счастливой в этом аду. «Контратьемпо» - встречные ритмы - отдаются в каждой клетке напряженного, озлобленного тела: удары полными стопами поднимают пыль, а хлопки руками идут крещендо.
Девушка возле колодца стоит спокойно и даже расслабленно. Но когда подходит недоброжелательница, она раскидывает руки в широком жесте и сама переходит в атаку.
Страсть. Обаяние. Непосредственность. Легче воздуха раскованно она парит, соблазняя жить лучше.
Свобода выбирать. Свобода любить. Свобода жить без обид, гнева и ненависти. Она готова обнажиться полностью, до самых сокровенных глубин души.
Свобода как ответственность. Возможность быть собой.
И дочь кузнеца дрогнула. Потянулась к своему освобождению. Закинула руки, как сети, надеясь выловить искупление. Избавиться от чувства вины за то, что все мертвы - а она осталась. В чувственном, прихотливом изгибе она потребовала полного слияния, мечтая поглотить, но не уничтожить, подругу и соперницу. Девушки соединяются в единое, эротичное пламя, готовые дать друг другу то, чего им не хватает. Напор ненависти. Всеобъемлемость свободы.
Дзинь.
Удар молота по наковальне.
Дзинь.
Еще одно готовое изделие отброшено в сторону.
Обе вздрагивают. И тут же злым, порочным валом не-любовь заламывает руки путнице и ставит её на колени. Она дотягивается до меча - до сотни мечей - и требовательно призывает смерть. Она жаждет расправы.
Но сама получает удар в спину и валится распотрошенной куклой, не смеющей больше ни требовать, ни ненавидеть. Над ней мрачным изваянием застыл мужчина. Движения его остры и жестоки, но взгляд полон усталости. Усталости от того, что всё как всегда. Каждый день и вечность.
Перед смертью все равны.
Потрепанная свобода смеется, плачет, убегает, идет навстречу тому, кто убьет её. Но она уже привязана к этому мужчине.
Движения двух тел окончательно размывают реальность, уничтожают все краски, сливаются в один то ускоряющийся, то замедляющийся ритм. Борьба двоих, старая как мир. Объятия танцующих становятся все более страстными и хаотичными, пара как будто убегает от мира невзгод, стремясь забыться и забыть, раствориться друг в друге так, чтобы вокруг не было больше ничего. Жар кожи и огонь в глазах; порочное влечение, которое невозможно описать - можно только станцевать, презрев чье-либо мнение. Безграничная, чувственная свобода от условностей и норм - то, чем обладают оба.