Смерть стоит того, чтобы жить

И ощущаю, почти физически, контраст между моей светлой и темной половиной.

Они борются и темная побеждает. Она сильнее сейчас. Она более угодна окружающему миру. Бесконечная серия прыжков, когда в воздухе одна нога подбивает другую снизу вверх - один раз, много - срывает с меня сдержанность. Я показываю красоту и энергию темной стороны. Я дарю ему женщину, без которой он не сможет жить. Я дерзка. Темп, динамика, ритм ускоряются. Они вытаскивают наружу спрятанные страсти, физически преломляют меня, но не ломают.  Позволяют моему танцу заиграть всей палитрой красок…

Несмотря на то, что по корабельному времени была глубокая ночь, на главном  военном крейсере Содружества никто не спит. Жабоподобное лицо главнокомандующего сурово. Все, кто находится сейчас на корабле, смотрят Танец. Они слишком уважают этого воина, чтобы пропустить даже малейшее движение. 

Верховный Правитель Объединенного Содружества сидит в одиночестве в своем кабинете, бросая время от времени тяжелые взгляды на четкое изображение, передаваемое многочисленными дронами. Его бокал опустел, и он наполняет его напитком снова.

На другом краю обитаемой Вселенной, на маленькой голубой планете, зрители Бостонского театра встают, чтобы овациями встретить последнее шоу, придуманное неожиданно исчезнувшим известным хореографом.  Постановку,  которую назвали «Жизнь и Смерть» критики признали лучшей из всего, что создавал когда-либо мистер Деверо.

В орбитальной школе пилотов молодой ардарец, несущий поднос с ужином, краем глаза выхватывает картину на установленном сегодня экране. Его лицо бледнеет, а поднос со всем содержимым летит на пол.

В джунглях потерянного для Содружества мира тоби маленький учитель, незадолго до этого вернувшийся домой, вдруг замирает и смотрит вверх, в яркое дневное небо. Его губы шевелятся, будто даря благословение. Он вздыхает, качает головой, и, опираясь на палку, продолжает свой путь.

На искусственно созданной планете-станции Стражей семья Делевинь не отрываясь смотрит на огромный визор. Взрослые стиснули кулаки, а дети замерли, и в их фиолетовых глазах застыл страх и надежда.

…Сколько я танцую? Бесконечную ночь или секунду?

Но разве существует Время? Его нет. Нет ничего за пределами моего порыва.

Что-то невидимое ложится тяжким бременем на мои плечи. Страх? Навязанная страсть? Сомнения?

Я становлюсь развязной и взбалмошной. Меня немного пугают эти незнакомые мне ощущения, но я готова принять их. Похоть? И это тоже. Движения все более резкие, грубые. Я, фактически, поддаюсь злому гению. Я готова предавать. Убивать. Уничтожать. Мстить. Готова ли? 

Мстить за что? За то, что выбрали не меня? Или за то, что именно меня и выбрали? За светлое или темное, что теперь боролись в моей душе, по очереди втыкая в мое сердце острые кинжалы? Я чувствую, что теряю связь с собственным телом. С внутренним огнем.

Танец выплескивается из физической оболочки и наполняет окружающее пространство. Он становится слишком большим для меня одной, и загнать его обратно уже невозможно. Я не справляюсь. Меня раздирает на клочья, на капли крови, на мириады частиц, оседающих бриллиантовой росой на погибающих душах.

Это красиво. Это безобразно. Невыносимо. Жестко, сложно, больно. Что-то в темнеющем тумане счастливо вопит, протягивая ко мне лапы морока, обещая забвение, тишину и покой. Стоило лишь сделать шаг.

Я вижу изломанную фигуру в отражении огромного разбитого зеркала.

Кто это? Почему эта девушка гибнет? Откуда столь горестный взмах рукой и как давно она стоит на коленях?

И что за красное пятно расцветает в районе её сердца?

Джонатан.

Ощущение собственного бессилия. Нарастающая паника. Преклонение перед той, что сейчас храбро сражалась. За себя. За них двоих. За всех.

Джонатан стиснул зубы и, что есть силы, пнул странную, прозрачную упругость, которая не желала поддаваться, пропускать его туда, где невесомо парила его Кьяра.

Он шептал слова поддержки, хоть и понимал, что она его не слышит. Подсказывал то или иное па, двигал руками, будто хотел толкнуть воздух и поддержать танцовщицу в каждом её движении. Он восхищался непредсказуемостью, точностью, грацией, которые демонстрировала жена. Его женщина. И будет таковой - хоть еще одну минуту, хоть сотню лет.

Белый и черный лебедь. Невинность и порок. Сладость победы и горечь поражения. Темное и светлое. Лучшее и худшее. Все то, что и составляет совершенство.

Он ощущал ритмичную вибрацию, раскладывающую мир по осям. Впитывал дыхание замершей в ожидании Вселенной. Любовался гаснущей и вспыхивающей танцовщицей, слыша каждым своим нервом, каждой частичкой своей души, нежный, ломаный, смертельный ритм, то сотворяющий радость бытия, накатывающий волной надежды, то отступающий и утягивающий за собой каменные плиты реальности.