Найди мои кости

Иногда думаю, что лучше бы твой отец убил меня тогда. То, на что меня обрекли после, сложно сравнить хоть с чем-то. Вначале я много кричал. Помню, как разрывало уши от собственных воплей. Бросался на стены, угрожал, что откушу себе язык и захлебнусь кровью, если не расскажут, что случилось с тобой, Крис. Но мне попросту всаживали очередную порцию седативных и запихивали в рот тугой кляп. После всего ждал долгий и неприятный разговор с терапевтом. Если у кого-то ещё оставались сомнения в моей невменяемости, то они быстро развеялись.

Псих.

О да, я псих! Теперь-то точно.

Вот в кого меня превратили. Я не родился таким, Крис, ты знаешь. Только ты знаешь. Я НЕ ТАКОЙ! Я НЕ ДЕЛАЛ ЭТОГО!

Врач отказывался говорить о тебе. Говорил, это не пойдёт на пользу терапии, а мои губы упрямо повторяли, чтобы в жопу он шёл со своей терапией.

Мы обсуждали мои мотивы, и зачем я сделал это. Моя вина для всех была очевидной. Мне постоянно говорили о частичках кожи под твоими ногтями. Кровь, сперма, ДНК. Анализы не могли врать. Помню, как разделся и показал доктору, что на мне нет царапин. Он лишь усмехнулся и записал что-то в своём чёртовом блокноте.

Все вокруг сыпали диагнозами и сложными словами, прямо как моя мать, хотя знаешь. После того разговора о моём старшем брате, я больше не злюсь на неё. Мне даже кажется, что она на моей стороне. Не верит, что я мог сделать такое.

Шизофреник. Девиантное поведение. Ублюдок. Бедная девочка.

Бедная девочка. Они это о тебе… Но ты живая? Скажите же хоть кто-то, она живая?! Крис, дай знак!

Тишина. Вязкая, безнадёжная, рвущая на части.

Крис… Крис! Моя Крис.

Решил подыграть им. Слушался. Пил таблетки. Вынашивал план.

Мои мозги не окончательно превратились в сироп, чтобы понять, что я всё ещё был Есенске. За окном коридора, ведущего в процедурный кабинет, видел знакомый пустырь. Помнишь, мы с тобой ещё шутили, что здесь заканчивается наш город. Дальше ничего нет до самого горизонта. Забытое всеми, никому не нужное заросшее поле.

Смотрел украдкой сквозь решётки, тогда-то мне и пришла в голову безумная идея сбежать. Просто, чтобы проверить страшную догадку и ошибиться. Как же я мечтал ошибиться, Крис. Должен увидеть своими глазами, а дальше, пусть что хотят делают, хоть электричеством лечат. Видел такое в фильмах, как к вискам прилаживают два электрода. Если я найду тебя там, мне уже будет всё равно.

Дни издевались. Они то ускорялись, то тянулись невыносимо долго. Без новостей, без надежды. Ночи были наполнены кошмарами. Я видел тебя, Крис. Лежащую на земле, с неживыми стеклянными глазами, ты смотрела сквозь меня, не видела меня. Я испугался, отвёл взгляд и увидел бледные ножки с прилипшими прелыми листьями, а ещё кровь. Везде кровь.

Я умер в тот миг, Крис! В тот день моё сердце перестало биться, но я отчего-то живу. Так же как до тебя, по инерции. Но я так больше не хочу! Попробовав раз быть счастливым, узнав, что такое любовь… Я не могу потерять тебя. Но я уже потерял тебя. Не сберёг. Позволил ему сделать это с моим ангелом.

Стараюсь плакать не так громко. Мне нужно создавать иллюзию, что таблетки действуют, что я безобиден.

Я послушен. Охотно отвечаю на вопросы. Вру доктору, говорю, что он хочет услышать, оскверняю свою любовь к тебе, признаюсь в низменных желаниях, коих никогда не было. Прости меня за это, Крис, но я должен.

Жадно впитываю в себя детали, распорядок работников. Запоминаю их привычки, кто и когда идёт покурить, кто приглядывает за пожарными выходами, как часто уборщица елозит грязной вонючей тряпкой по полу, прикидываю в голове дорогу до кладбища. Оно за городом, и даже если я чудом найду денег на маршрутку, то мне нужно будет ещё прилично тащиться пешком.

Не считаю дни. Боюсь. Выжидаю.

Приходила мама. Долго смотрела мне в глаза, пытаясь найти в них ответ, зачем я изнасиловал свою девушку и проломил ей голову. Она говорила о чем-то отвлечённом, смахивала набегающие слёзы.

— Я не делала этого.

Она вздрогнула и прошептала дрожащим голосом:

— Знаю, милый. Ты бы не стал, ты любил ей. Я верю тебе. На твоём теле не было ничего, Андрей. Ты не насиловал её. Надо переждать, тебя оправдают, надо переждать.

— Что переждать, мам?

— Всё это. За что на нашу семью всё это свалилось? Ответь, Андрей, он велел тебе?

— Что? — тупо переспрашиваю, не сразу понимая, о ком речь.

— Тебе голос сказал? Тот плохой, о котором ты говорил нам с папой.

Отчаяние заливает разум. Показалось! Показалось, что она верит. Но нет. Для них голос и я неотделимы. Голос — это я. Насильник — это я. Им не понять, что Он чужое, злое, другое.

Да. Именно. Это Он сделал с тобой, Крис!

— Уходи, — холодно прошу маму.

Пытается коснуться моего плеча, но я рыком отгоняю её.

Считаете меня зверем? Буду зверем. Зачем вас разочаровывать?

Ушла. Оставила мне тёплую толстовку на подушке. Ту самую, подаренную тобой, Крис. Хочу догнать мать и сгрести в объятья, но останавливает отвратительный запах кондиционера для белья, а ведь раньше кофта пахла тобой, Крис. Твоими духами, твоим шампунем. Но тебя вытравили и продолжают вытравливать из моего мира и моей головы.

Ощупал карманы в надежде найти записку, в которой будет сказано, что ты жива. Под пальцами вдруг приятно зашуршало, а сердце вспомнило, что умеет биться. Ненадолго. Вытащил мятую застиранную сотку. Что ж, теперь не нужно ломать голову, как добраться до кладбища — деньги есть.

Очередная ночь полная кошмаров. Ты кричала, отталкивала меня руками, а я... Видел его глазами, чувствовала твоё тело под своим...

Уткнулся в толстовку, тёрся об неё носом. Молился, не зная ни одной молитвы. Просто по наитию посылал в небо самые отчаянные просьбы. Лишь бы ты была жива, лишь бы мой ангел дышал.