Сияющие небеса

- Ты не мог бы опуститься ближе ко мне? – робко попросила Нила и, когда её спаситель выполнил её просьбу, сев рядом, добавила: - Спасибо, что спас меня. Ты можешь немного повернуть голову вправо, чтобы свет костра осветил твоё лицо?

Как бы то ни было, черты лица Лле она точно узнает сразу же.

- Слишком ярко, - последовал отрицательный ответ.

Нила попыталась сдержать своё разочарование.

- Значит, ты бы сделала другой выбор на месте Рхъянн, - вдруг протелепатировал даарнианин с непонятной интонацией.

- Конечно, другой, - резковато ответила Нила, злясь сразу на всё: на то, что он успел без спроса просканировать её так глубоко; на то, что дразнится, то пугает, то смущает, то вообще заигрывает, а значит просто играет с ней; за то, что похож, и за что, не похож на Лле; за то, что не представляется.

- Что вообще происходит? – раздражённо спросила землянка.

- Ты тратишь силы на глупые эмоции вместо того, чтобы придумать возможные объяснения и успокоиться через эту иллюзию контроля.

- Ладно, - мысленно вздохнула Нила. – У меня, похоже, нет выбора, кроме как принять эту твою отвратительную игру. Я понимаю, что я никак не могу находиться на Даарне.

- Если так, то ты не на Даарне, - словно издеваясь, протелепатировал даарнианин. – И почему же отвратительную?

- А раз я вижу вокруг Даарн при этом, то он мне мерещится или снится. Ведь последнее, что я помню, - это Рхъянн. А она мне снилась. Но если я поняла это, почему я не могу управлять своим сном или проснуться? И почему Даарн? Отвратительную, потому что мне кажется, что ты издеваешься надо мной.

- И не думал издеваться. Хотя если бы я так же распускал свои эмоции, как ты свои, то ты бы вызвала моё раздражение.

Нила внутренне замерла, ощутив дальний отзвук угрозы.

- Тебя очень легко сбить на страх, - уже явно неодобрительно добавил инопланетянин. – Значит, ты хочешь другую игру?

Проговорив это, он положил руку ей на грудь.

«Нет, пожалуйста, только не это», - хотела прошептать Нила, понимая, что цепляется, как за соломинку, за мысли о том, что несколько последних фраз так похожи на то, что мог бы сказать в этой ситуации Лле. И, тем более, сделать. Тогда пусть не останавливается? А если это всё-таки не он, а заигравшийся незнакомый телепат?

- За тобой иногда забавно наблюдать, неразумное существо, - насмешливо прокомментировал её мысли даарнианин. – Столько противоречия.

- Отпусти меня, раз я неразумное существо! С неразумными это называется зоофилией!

- Ладно, - ответил даарнианин, но вместо того, чтобы отпустить Нилу, обеими руками нежно очертил контур её лица и медленным движением высунул свой гипнотизирующе длинный, разветвляющийся на несколько отростков язык, устремляя его ко рту землянки.

Он наклонился к ней, и свет костра озарил его лицо.

- Даарн, потому что часть меня всегда неразрывно связана с Даарном. Ты заблудилась в моих снах.

Ну конечно, и как она раньше не догадалась! У этих её последних снов был один скрытый фундамент, одна основа, одна канва, они как бусины нанизывались на невидимую прошивающую их нить. Ту же живую «нить», что всегда собирала вокруг себя «ожерелье» чужих разумов, превращая разрозненные элементы в одно целое, большее просто сумма частей. Но почему же Лле кажется ей таким странным, узнаваемым, но неизвестным, другим?

Нила не успела обдумать эту мысль: Лле приник к ней в хищном поцелуе, проникая в её рот своим змеевидным языком и сбивая, смешивая её размышления и осознание своего «я» яркими ощущениями. Меняющийся, многослойный телекинез обхватил её, словно тысяча рук разной конфигурации, разной поверхности, фактуры: от нежного пуха, щекочущих перьев, ласкающего ветерка до холодящей металлической твёрдости, угрожающе сжимающей её мягкую кожу. Пользуясь тем, что обездвиженная Нила не могла пошевелиться, телекинетические поля, изменив свою плотность до проникающей, едва ощущаемой рябью проникли под кожу, внутрь её тела, двигаясь почти незаметно, ускользающе, будто невесомая ласка с изнанки реальности. Восприятие разрывало потоком ни на что не похожих импульсов, одна ошибка в балансе плотности телекинетических полей со стороны псионика – и Нила бы лишилась кусков собственной плоти, но Лле никогда не допускал подобных ошибок. Не убирая своих вечных щитов, Аму сделал их полупрозрачными, и землянку затопило чужими ощущениями и иной, выворачивающей наизнанку страстью, затмевающей целый мир вокруг, а затем Лле влился в неё своей менталкой, окончательно смешивая их в подобие единого существа, и от восприятия Нилы остались лишь разрозненные фрагменты, фиксируемые её памятью словно скачущее слайд-шоу.

В такие минуты Нила обычно инстинктивно вцеплялась в своего инопланетного партнёра всеми конечностями, но сейчас яд плотоядного растения всё ещё держал её в невидимых тисках, и девушка могла обнимать Лле только ментально, всеми устремлениями своих мыслей, точнее тем, что от них осталось. Да и вслушиваться в восприятие Лле было всегда гораздо интереснее, чем сосредотачиваться на своих ощущениях, впрочем, Аму быстро надоедал нилин «режим зеркала», и его желание живых реакций иного существа перераспределяло грани их растворения друг в друге таким образом, чтобы оставалось пространство для собственных ощущений сознания и тела землянки. За всё время, проведённое с Лле, Нила научилась очень быстро растворяться, подстраиваясь и отказываясь от собственного «я», быстро «собираться» обратно, относиться к этому постоянному перестраиванию мышления и восприятия как к норме, шустро ориентироваться в изменяющихся границах своего самосознания и никогда не сопротивляться всем тем ментальным манипуляциям, которые производил с ней сверхдаарнианин: последнее было бы не только бесполезно, но и очень больно.

Жажда любовного слияния псионика ощущалась столь же подавляюще, как и его голод тогда в лесу, во время охоты на зверя, - сила этих желаний заставляла содрогаться где-то на самой грани ужаса и восторга и сразу же давала ответ на вопрос, зачем даарниане сызмальства учатся тотальному контролю над своими эмоциональными импульсами. Уже само ментальное ощущение этой жажды парализовывало и подавляло, словно проявление дикого и непокорного, превосходящего человека разгула стихии: землетрясения, гигантской цунами, горной лавины или чего-то подобного.

Нила попыталась дёрнуться, когда длинные стеблевидные отростки поползли по её телу: ей показалось на секунду, что она снова оказалась в плену у плотоядного растения из ручья и оно опять тянет к ней свои лианы, чтобы оплести и растворить её плоть. Но это «растение» испытывало желание совсем другого рода: все пять тонких щупалец одно за другим проникли в её женское естество, многократно складываясь и осторожно, чтобы не повредить хрупкую земную плоть, шевелясь, - аналогичный женский половой орган даарниан обладал гораздо большей прочностью, как и их тела в целом по сравнению с человеческими. Дёрнуться не вышло: остатки яда в её крови и телекинез держали крепко, оставалось лишь захлёбываться воздухом от каждого движения пары видимых и тысячи невидимых телекинетических «рук» Лле, обостряющих то наслаждение, что вызывали находящиеся внутри неё гибкие отростки мужского полового органа даарнианина. Они могли двигаться во все стороны, складываться в несколько раз, сплетаться в один более толстый отросток, причём все движения Лле контролировал не хуже движений собственных пальцев. Природа столь щедро наделила даарниан ради размножения: в результате разнонаправленных сложных движений, благодаря повышенной чувствительности внешних покровов «стеблей», небольшие утолщения, находящиеся на протяжении всей длины отростков через равные промежутки, исторгали в момент эякуляции клетки, приводящие к зачатию и последующему откладыванию икры партнёром, играющим женскую роль в половом акте. Зачать от представителя другого вида Нила не могла, да и Лле, насколько она знала, не хотел оставлять потомства, ведь у Аму ни во втором, ни в третьем, ни даже в шестом поколении не мог родиться другого Аму, а обычные даарниане и так в каком-то смысле являлись опекаемыми «детьми» всех представителей их высшей расы.