Страница 66 из 90
Сегодня Талвьа решилась остаться на ночь в ковчеге. Ей казалось, что так она сможет воскресить хоть какие – то воспоминания. Положив предмет на зарядку, она легла в свою капсулу. Она ворочилась, ей что – то мешало и утыкалось в спину, то, что она не заметила в первый раз. Она сдалась и присела на край, рукой стала прощупывать под тканями шелкового постельного белья(да, Мари, уничтожая человечество, не отказала себе даже в малейших деталях). Что – то похожее на книгу лежало под тонким матрасом. Она вынула её и раскрыла, радуясь возможности почитать перед сном. Но книга была без названия, лишь белая линия прочерчивалась на черном фоне. На ней было написано: « For A». Тальва перелистнула страницу и заметила знакомый почерк. Это был дневник Мари.
Вождь захлопнула его. Она понимала, что если она начнет читать его, она познает знания, о которых не просила и потом ей будет ещё тяжелее мириться с поступками её любимого вождя. Но что если там содержится разрешение важного вопроса? Или всё - таки это очередное указание?
Тальва полежала немного, смотря в мягкий потолок ковчега, и больше не в силах мучиться догадками, открыла книгу наугад.
«Энергия не уходит безвозвратно. Её колодец может и не бездонный, но мало ли в мире таких колодцев? У жизни любой есть предназначение, или некоторые из них существуют лишь для того, чтобы ублажать первопроходцев? Не все ведь рождены летать, кто-то обязан ползать.
Каковы вероятности счастья? Как находиться в пламени традиций? Что есть мы, если не плоть? Как появляются те, кого мы не звали, но те, кто безусловно в нас нуждается. Сделать счастливым кого-то в ярости или из ненависти невозможно, так же как построить что-то на лжи. Это же совершенно ясно. Для чистой линии судьбы нужны чистые холсты. Наносить на них краски, дышать их парами, видеть что-то девственно чище чем мир, полный угрюмой печали. Сеять созидание и убирать урожай. Восхвалять чудеса и бросать их на подмостки пошлой толпы, тогда когда ты просто поток желаний и в то же время неизвестности. Когда в тебе нет разочарований, а лишь одни сложности, которые создаешь сам. Эти вихри предназначений.
В кромешной тьме не разобрать лиц тех, кто приходит к тебе, чтобы родиться вновь. Но ты видишь их тени и как-то миришься с ними, но не хочешь даже и думать о них. Всё в твой голове отчаянно боится смерти.
Приснится закат. Приснятся ладони. Неистовое чувство летящей вечности. И вот мы выныриваем из под земли. Можно сделать новый кувырок в свою веру. Ах, вера! Зачем ты живешь в нас так лживо и почти никогда не говоришь что тебе нас мало? Между тем, мы ведь только за то, чтобы ты была с нами, жила с нами. Исполняя царящий долг, хочется чтобы ты делилась собой, не спрашивая у нас разрешения. Мы хотим найти то, что возделывает почву, а не засоряет её. Мы ищем в других, а потом больше в нас. И ответа нет. Мы всё так же искримся в сломанных ветках сиреневых кустов и жалеем много и долго. Ведь для одного мгновения нас очень много, потому что мы смотрим в иную сторону. Нас нет там, где мы могли бы случиться вновь и настолько понятно, что не осталось бы сомнений: мы всё сделали правильно».
- 3 -
Пока Тальва истощала свои силы угасшего дня на прочтение дневника мстительной Мари, Диа стоял возле озера, стараясь дышать ровно, не давая себе шанса на то, чтобы передумать. Тело сковывало от страха. Диа казалось, что на него со всех сторон смотрят его жертвы. Он сделал шаг и, закрыв глаза стал входить в воду. Он старался успокоить своё сердце, которое словно рвалось из груди. С каждым гребком, он понемногу восстанавливал каждую частицу своего надломленного я.
Когда он вышел на сушу, он огляделся по сторонам, словно бросая вызов неизведанному. Где-то шуршала листва, кричали птицы, пролетая над небом, но громче всего молчали звезды, наблюдавшие за Высшим Масоном.
Диа больше не боялся призраков.
Каждый стремился принять свою особую истину. Даже Раввин, заметно постаревший, решил эту ночь сделать незабываемой. Он поднимался к хижине Керох, на которую оказал ему Марма. Да, Раввин позволил им обоим сделать выбор, но он не сказал что потребует взамен.
Когда он появился на пороге хижины, Керох спала. Раздевшись, он отбросил шкуру на землю и стал любоваться юным телом. Почувствовав холод, особь приоткрыла глаза от ужаса. Закричать она не успела, Раввин навалился на неё и прикрыл ей рот ладонью. С каждым толчком он словно возвращал себе годы жизни. Юность была его последней надеждой на оправдание произошедшего. Особь, уставшая сопротивляться, повернула голову влево и затихла. Она думала о возлюбленном и считала, что возносит жертву на алтарь их любви.
Когда Раввин насытился и перестал осыпать поцелуями её веснушчатое тело, она подняла шкуру и прикрылась ею.
- Помни о десяти, Керох, - сказал старик и, надев рясу, ушёл.
- 4 -
«Говорят, любовь принимает всё, если она действительно безусловна. Она должна быть как мать – природа, терпеть и сносить любое вероломство. Но что если у каждого будет возможность уничтожить это самое «говорят» и построить новый мир, лишенный страданий плоти? Что если на всей планете не останется ничего более важного, чем разум?
Усовершенствовать можно всё. Даже Бога. Тогда почему бы не заставить его говорить на понятном нам языке?»
- 5 -
Всем троим знающим спать было жарко. Но вставать не хотелось, и они продолжали видеть сны. Им снилось, что наступила засуха, и тела ими убитых особей вынесло на сушу. И единственное о чем думали Тальва, Диа и Раввин было: куда девать этих непокорных?