Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 44



Пробуждение моё было странным. Открыв глаза, я не мог понять где я нахожусь. Кромешная темнота подступала со всех сторон, не нарушаемая даже малейшими проблесками света. А главное, я не мог c ориентироваться в пространстве. С трудом выбравшись из мягкого плена пуховых перин, нащупал под ногами уютные половички. Покрутил руками и наткнулся на нависающие "антресоли". "Я дома! В Колодникове! А темно, потому что окна закрыты ставнями!"

Ориентируясь на перезвон бамбука, запах и тепло печки, отыскал дверь и щёлкнул выключателем. И.... Ничего.... Чертыхаясь начал перерывать рюкзак в поисках налобного фонарика, постоянного спутника в моих путешествиях. Вот тогда-то, все вчерашние события и стали казаться мне "вещим" сном. Крепла уверенность, что ждут меня приключения, когда-то предсказанные бабушкой.

Фонарик нашёлся, батарейки не подвели и через полчаса, одетый, я стоял по пояс в декабрьском, искрящемся снегу, подбирая ключи к навесным замкам, запирающим ставни. Изрядно попыхтев и вконец промокнув, я совладал с последним замком, пустив в дом свет морозного утра. Отряхиваясь в сенях, я мысленно составлял план дня. Последнего дня уходящего года.

Открыв печку,  убедился, что дрова лежат не тронутыми. Однако в комнате было жарко. Снег быстро таял, впитываясь в наспех натянутый тренировочный костюм. Решив оставить "на потом" все загадки дома, быстро переоделся в тёплые джинсы, свитер и пуховик. Завязав просохшие ботинки, я бодро шагнул за порог. До самых дверей двор был засыпан снегом, в котором читались отметины моего вчерашнего появления: вмятина от рюкзака, сломаные штакетины забора, глубокие провалы следов. Я с ужасом представил себе повторное покорение пустыря и даже почти решил, обойтись консервами и вернуться в дом, но по счастью заметил натоптанную стёжку, незамеченную вчерашней ночью. Почти не начерпав снега, я выбрался на дорогу. Жизнь искрилась всеми оттенками праздника. Я шёл по городу, который должен был стать моим. Шёл, открывая заново, забытые улицы.

Колодников разросся, но разросся так, как разрастаются старинные города. Он не увеличился, а скорее "раздался вширь" многоэтажными окраинами и многочисленными заводиками, оставив нетронутым исторические застройки центра - две пересекающиеся улицы Большую Советскую (бывшую Дорянскую) и Чкалова (бывшую Московскую). В центре перекрёска, ещё во времена Союза был установлен исторический герб города, выполненный в ГОСТовском цементе. Он и сейчас, изрядно пооблупившийся, напоминал о славном прошлом жителей. Огромный пень ярко-коричнего цвета, окованный кольцами и подвешенный на золотой цепи, парил над тремя волнистыми полосками изображающими реку. Два серебрянных сердца с красными крестами уместились с двух сторон пня, заканчивая рисунок зелёного фона герба. Когда-то бабушка рассказывала мне, что герб этот был присвоен городу аж в 1733 году, самой императрицей. И вовсе не пень, а колода, являлась его центральным элементом.

-Видишь зелёный фон? Это значит, что город был купеческим, три полосы - это река, сердца и кресты, это символы чистоты помыслов и знаки монастырей расположеных рядом, а пень - это наше.... Крестьянское.... - говорила бабушка вздыхая, - Земли-то все были монастырские. Вот и занимались крестьяне тем, что лесом кормились. Собирали ягоды, грибы да мёд дикий. Находят дупло с пчёлами и чтоб медведь не залезал колоду подвешивают. Ползёт мишка за мёдом, а тут колода ему мешается. Он её лапой, а она назад. И чем сильнее он её тем сильнее она в ответ лупит! Увлечётся мишка, отцепится от дерева, да кубарем в кусты. И больше на то дерево не лезет. Так-то мёд и доставался крестьянам.

Я стоял на перекрёстке и вспоминал рассказ бабушки. Даже не помню, сколько мне было лет, а надо же как в памяти отпечаталось. Куда теперь податься? "Начнём с малого!" - думалось мне, а ноги уже несли меня в продовольственный. Сложив в корзину шампанское, и бутылку  "Капитанского джина", я "разбавил" всё пластиковой бутылкой тоника, упаковками с готовыми салатами, курицей-гриль завёрнутой в фольгу, колбасой и сыром. Присовокупив к перечисленному, банку кофе и коробку сахара, я уже двинулся к кассе, как в моей голове противно заскрипел голос тролля приснившегося мне ночью: "А за волшебство, много мне не надо. Молочка бы, блюдечко, к дверям, хлебушка кусочек, конфетку какую к празднику.... А там уж и свет и тепло обеспечу! Ой, обеспечу, не сомневайся и спи...." Помотал головой, отгоняя наваждение, а потом всё-таки завернул в молочный отдел.

Измученная потоком покупателей кассир, едва взглянув на меня, начала ловко выхватывать из корзины уложенный товар. Пока в кассе пищал сканер я оглядывался по сторонам.

"Всё-таки прогресс уникальная вещь! Он равняет провинцию и столицу! Что там "Магнит" да "Дикси", что здесь, "Пятёрочка" и "Перекрёсток". Только вряд ли, в шумной и суетной Москве ночью сказки станут сниться! Тролль в русской избе! Что-то не идёт у меня этот сон из головы...." - я опасливо покосился на пакет молока, переносимый через кассовый аппарат.

Наконец, получив сдачу, я выбрался на свежий воздух. Рядом с гастрономом продавали елки. Почесав в затылке и решив не мудрствовать, подобрал с земли три отломанные ветки и, пристроив их в пакет с покупками, двинулся дальше по городу.

Украшенные витрины магазинов, предпраздничная суета, гирлянды свисающие с фонарных столбов, -   всё, почему-то, перестало радовать. Глаза выхватывали из праздничной толпы, усталые измученные лица женщин, нагруженных тяжёлыми сумками, озабоченных мужчин в спецовках, тащивших куда-то ящики и поминутно глядевших на часы. Молодая девушка, почти девчонка, резко встряхивала коляску, пытаясь унять кричащего малютку. "А у меня и света нет.... " - я проходил мимо магазина "Дачник", - Надо хоть керосина в лампу  купить!"