Страница 122 из 231
Марк, замерев посреди рынка и уставившись на краешек моря, видневшийся за домами, подумывал вернуться в таверну и остаток утра поспать возле Боры, потому что через несколько часов отряд должен был выдвинуться в путь. Они и так уже засиделись на одном месте. Перед рассветом Марк вышел из комнаты, чтобы отыскать что-нибудь из еды на кухне таверны, и налетел на Лету, которая, судя по внешнему виду, тоже не спала. Она сбивчиво проговорила что-то про слабость Родерика к грибным отварам, про то, что ей несколько часов пришлось сидеть рядом и разговаривать с ним, пока зрачки снова не стали нормальными. Марк послушно сделал удивлённое лицо. Узнав, что он давно был в курсе этой маленькой тайны, Лета бы недолго думала, прежде чем треснуть ему по лицу. Он с самого начала знал об отварах. Как-то, снова оставшись вдвоём сторожить сон остальных, Родерик и Марк выпили какой-то наливки, остатки которой хранились во фляге одного из них, и разоткровенничались. К утру они знали друг о друге самые постыдные подробности и договорились не рассказывать о своих секретах никому другому. Особенно Лете и особенно о том, кем был Родерик, что он делал, кого убил, и что он до сих пор таскал с собой склянку отвара, выменянного на целую волчью шкуру ещё в Йорунгале.
Марк усмехнулся. Было забавно думать о тех зависимостях, что сковывали каждого из них. У него были самокрутки, у Родерика — его отвары, у Леты... кровь, наверное. Со смерти Драгона убийства стали ей нравиться. Как будто в каждой жертве она видела отмщение. Как будто её меч и правда был живой, вынуждавший её с наслаждением проливать кровь врага.
Сегодня ночью Лета познакомилась с неизвестной доселе стороной Родерика, и её это напугало. Пришлось выдавить из себя парочку утешительных слов. Маг совершил глупость, когда привёл её к Родерику. Словно не знал, на что тот способен. Да и Родерик... Нашёл время, чтобы хлебнуть своего отвара, и в результате этой ночью из таверны вынесли два тела. Было ещё третье, но, к счастью, умерщвлённое не его руками, а павшее в дуэли двух пьяных вусмерть карритов.
Обычное дело, говорил Рубен. Только утихомирьте этого идиота, чтобы он не устроил мне тут кровавую баню... Говорил таким спокойным, расслабленным тоном, как будто сам не рисковал попасть под руку Родерику. Если задуматься, то можно было лишиться рассудка, до чего дошёл мир вокруг них — люди не обращали внимание на смерть рядом с собой, считая её обыденным проявлением, просто как... ссорой, пьяной дракой, что случались во многих тавернах. Но это были не ссоры, а убийства. А Аш-Красту насчитывалось несколько веков, и такие порядки здесь были изначально.
После встречи с Летой в памяти внезапно всплыл Драгон. Стоило лишь заметить крохотную морщинку на переносице девушки, такую, какая была у него. Марк часто вспоминал его. Иногда ему казалось, что однажды утром, когда он проснётся где-то в лесу под широким дубом, он увидит его. Уже вставшего, собранного, у костра, на котором он жарит только что подстреленную дичь. Голубые глаза блестят, тонкие губы иронично улыбаются, он говорит что-то Марку об охоте и исчезает в дрогнувшей дымке леса. Исчезает навсегда.
Он любил её. Готов был зубами порвать того, кто её обидит. А в итоге порвала она. За него. Отрубила подонку голову и послала её в подарок князю в качестве недвусмысленного намёка. Драгон бы ею гордился.
Им обоим его не хватало. Так сильно, что Марк уже переставал замечать, как говорил его словами, или как Лета ссутулилась, смотрела исподлобья или улыбалась... совсем как он — грустно, но красиво, и за эту улыбку можно было многое отдать. Его не было больше с ними. Не было друга, наставника. Отца. Но его незримое присутствие ощущалось, как фантомная боль на месте отхваченной конечности — её нет и быть не может, но она чувствуется так явственно, что ты оборачиваешься проверить, не стоит ли старый керник у тебя за спиной. Оставалось ещё навязчивое чувство того, что Марк не успел — поговорить, признаться в чём-то, просто побыть рядом. Не успел сказать «спасибо» за те годы, что Драгон растил его, за то, что просто не дал ему умереть ещё ребёнком в нищете, страхе и голоде.
Но он ушёл. Умер. И теперь они были вдвоём против целого мира
Марк вернулся в таверну, в комнату, в не разобранную тесную постель, где лежала укрытая его одеялом Бора. Сны не были ему нужны, но он всё равно увидел их, а точнее один. Странный и пугающий сон, короткий, тёмный, словно эхо ночного кошмара... В нём был мужчина, облачённый в белую мантию, стоявший в окружении красивых каменных домов из красного кирпича и разжигавший толпу перед ним пламенной речью о каком-то восходе, о великих днях, что грядут. А сзади него виделись чёрные оленьи рога существа, которое пряталось в тени, за деревянной колонной театрального помоста, и шептало, что времени мало.
Марк проснулся в поту и, увидев, что Бора по-прежнему спала, притянул её к себе. Но так и не сомкнул глаз.
***
Злата промочила платком взмокший лоб. В траурном платье было тесно и жарко, а корсет причинял жуткие неудобства, когда она пыталась сесть, но, надо отдать ему должное, он стройнил и от этого молодил её. С балкона открывался вид на холодный Велиград, окрашенный в цвета поздней осени. Злата опустила взгляд вниз, на процессию, медленно текущую по площади перед Княжеским замком. Шевелившаяся масса из чёрных точек, увенчанная багровым квадратным куском — паланкином с телом усопшего.