Эффект плацебо

Мое дыхание не справляется со своей задачей, потому что я никак не могу вдохнуть. Бегу слишком быстро.

Я и не думала, что Адриан так хорошо подготовлен, но он убегает вперед, а я выжимаю из своего тела последние соки, чтобы не остаться позади него. Я пытаюсь побороть страх погони, но страх оказаться брошенной еще сильнее. Я боюсь того, что Адриан оставит меня так же, как оставил Майк, что все начнется сначала, но на сей раз мне уже никто не поможет.

И в то же время я удивляюсь тому, как легко парит в темноте Люси, без проблем успевая за Адрианом, и я даже завидую ее лёгкости и азарту.

– Куда мы бежим? – кричит Люси, и Адриан сбавляет скорость. – Я не знаю этой местности. Куда бежать?

В темноте я чувствую на себе его взгляд.

– На берег, – отвечаю я, задыхаясь. – К океану.

Срываюсь вперед, слыша шаги и частое громкое дыхание у себя за спиной.

Здесь океан и звездное небо становится единым целым, бесконечным полотном жизни, которое поглощает все твое внимание, все твои мысли. Оно – бездна, в которую ты летишь против своей воли, яма без дна, без смысла для существования. Но здесь он и не нужен. Здесь слишком хорошо безо всяких смыслов.

Я опускаюсь на песок и сижу здесь, скрестив ноги в позе лотоса. Люси садится рядом, я слышу ее сопение под ухом. Адриан – беззвучен. Я оборачиваюсь, чтобы убедиться, что он все еще с нами. Адриан мотает головой из стороны в сторону, силясь выследить в темноте погоню, но ничего не слышно и не видно. Надолго ли? Я даже не переживаю. Океан забирает любую боль.

– Ты видела его? Серый был там? – шепчет Люси мне на ухо, и я лишь качаю головой из стороны в сторону.

Мартышка сворачивается калачиком, прижимаясь ко мне, и, кажется, засыпает. Адриан тоже успокаивается, садится рядом и смотрит на звезды. Кажется, он обдумывает мои слова той пьяной ночи, а может, мне просто хочется так думать.

Во всяком случае, мы забываем обо всем до самого рассвета. Я пропадаю сама, теряя, где реальность, а где сон, и витаю где-то на перепутье.

 

***

 

Мне девять лет. У меня нет подруг, но есть те двое, что заменяют весь мой мир – Адриан и Томас. Адриан – глупый, навязчивый и фотографирует все, что попадается ему под руку. Томас – не человек, а существо вдохновения, красоты и изящества. Я зависима от его музыки, как некоторые люди могут быть зависимы от наркотиков или алкоголя. Музыка Томаса – мой наркотик. Моя таблетка плацебо, за которой на самом деле ничего нет.

Когда я дома одна, я думаю о нем. Просто потому, что привыкла: он часто бывает здесь. Томас сидит рядом с моей мамой за фортепиано, и они играют вместе, их музыка – разная, но она резонирует. Они хороший дуэт, и, кажется, я начинаю ей завидовать.

Я слышу, как мама говорит папе, что Томас – ее лучший ученик и настоящий гений, а у меня щемит в груди. Мама никогда не говорила, что я гений, что я умею делать что-то прекрасное, необычное, волшебное, хотя всю свою жизнь держу в руках скрипку. С ней у нас никак не клеятся дружеские отношения. А Томас умеет делать все, просто закрывая глаза и опуская руки на клавиши.

Но я знаю: то, что связывает меня и Томаса – не слепая зависть глупой девочки, это большое пульсирующее энергетическое поле, в котором мы на одной волне.

Томас рассказывает мне о звездах.

Томас придумывает идею про рыб, к которым сводится все наше существование.

Томас указывает рукой в сторону океана и говорит, что он выливается за горизонт.

Томас говорит, что мира не существует там, где мы его не видим.

И я верю ему. Верю каждому его слову.

Сидя здесь, в комнате, я вздрагиваю, потому что становится слишком холодно. Оглядываюсь: кто-то стучит в окно. Это Адриан.

– Чего тебе? – спрашиваю я.

– Грета, Томас пропал!

И тогда я тоже пропадаю.

 

***

 

Когда я открываю глаза, Адриан смотрит на меня пристально. Я моргаю много-много раз, чтобы рассеять перед глазами образ мальчишки из сна, но не выходит – глаза остаются теми же. Одиннадцать лет – это рыбина, но не настолько большая, чтобы изменить человека до неузнаваемости.

– Томас пропал, – шепчу я едва слышно, но Адриан читает по губам и вздрагивает. Ничего не отвечает. Смотрит на меня, как на приведение.

Между нами вырастает сеть, настоящая паутина. Наши воспоминания связываются, переплетаются, пересекаются, но никак не сходятся в цельную картину. Мы с ним существуем в разных измерениях, в параллельных мирах. Кажется, вот протяни вперед руку, и ты коснешься его руки, но это касание не будет иметь никакого смысла, пока вы не начнете думать об одном и том же, пока ваше сознание не станет одним сознанием, пока ваше прошлое не станет общим прошлым.