Страница 89 из 90
Под расписанием скопилась стайка журналистов. Один стоит с блокнотом и карандашом, кончик которого в задумчивости мусолит. Другой приготовился фотографировать, снял крышечку с объектива и нежно прижимает аппарат к груди, как домашнего любимца.
– Вы уверены, что он приедет? – нервничает кто-то.
– Сколько можно спрашивать? – возмущается фотограф. – Сказано – приедет. Жди.
– Уже полвторого. Мне обедать пора.
– Так уходи, никто не держит!
Возмутитель спокойствия утихает и делает вид, что занялся сумкой. В ней надо найти ручку и листок с записью. Копается, копается. Никому нет дела. Журналист с блокнотом в руках щурится на расписание, фотограф перебирает ногами, как боевой конь.
Раздается свисток паровоза, платформу окутывает паром.
– Приехал! – кричит кто-то. – Приехал!
Стая журналистов срывается с места и бежит к платформе. Десять ног движутся в такт. На лицах восторг и улыбки. Фотограф сильней сжимает аппарат, чтоб не разбить впопыхах. Из чьей-то разжавшейся руки падает карандаш, но некогда подбирать. Не велика потеря, за ухом еще один.
С подножки бодро соскакивает проводник в синей фуражке. В форме он выглядит щеголевато, и явно гордится этим. Вон как напыжился, голубь, усы раздувает. Эй, дядя, лопнешь! Не смешно, совсем не смешно, молодые люди. На медной пуговице дрожит солнечный блик. И не менее ослепительно сияют начищенные ботинки, гордость и краса железнодорожного состава «ВС 500 Приморск – Бург».
– Где он? Вы видите?
– Я нет, а ты?
– Не приехал!
– Да подожди, сейчас откроют.
– Может, не вторым классом, а первым?
– Вторым, он всегда вторым!
– Да точно ли?
– Точно, точно!
Журналисты сгрудились на перроне, давая пройти нетерпеливым пассажирам. Шум, стуки, запах духов.
– Кому довезти вещи? Услуги носильщика! Недорого, рупь!
– Отойди, сам донесу. Кому сказано, с дороги.
– Чемоданом не зашиби, обормот!
– От обормота слышу!
– Граждане, граждане, – говорит полный сознания своего достоинства проводник, и пуговицы его сияют. – Пройдите в здание вокзала и там толкайте друг друга. Разойдитесь. Дайте дорогу другим.
Недовольные граждане вытягивают лица дудочкой и семенят вперед. Взмыленный мужчина подгоняет детей и жену, застрявшую сзади со своими коробками. И дернул же ее черт взять с собой эти платья! Куда столько? Век не сносить. Ну, в ресторан одно, ну, в театр другое – остальные зачем? А ты, коза, чего верещишь? Мороженое не куплю, ступай, не вейся под ногами.
– Вы его видите? – нетерпеливо спрашивает фотограф.
– Нет, нет! – кричат остальные.
И тут он выходит. Немолодой господин, скромно одетый, но рубашка белая, как зубы негра, и галстук дорогой, шелковый, полосатый. Пальцы тонкие и ловкие, как у художника, на безымянном перстень с изображением черепа, вписанного причудливым образом в букву «Добро». Приметная вещица, сделана на заказ. В глазницах у черепа блестят бесценные черные бриллианты, подарок графа Нежинского, об этом всем известно. У господина в руках тросточка. Больше ничего. Где же клети, аквариумы?
Вслед за господином из вагона выбирается красотка. Платье туго охватывает бюст, словно выжимая его наружу. Талия в рюмочку, небось, все утро утягивалась, сейчас переломится, оса этакая! Каблуки звонко цокают. На голове у красотки шляпка пуговкой – почти на ухе висит, из шляпки перо. Страусиное, не иначе. Вон какое здоровое! А блестит почему? Так блестки это, дубина, блесток, что ли, не видел? А, а я думал, страусы блестят!
У красотки льняные волосы, голубые глаза, в них пляшут чертики. Господин поворачивает к ней голову и говорит:
– Ты в порядке, душа моя?
Та смеется ручейковым, чистым смехом и качает головой. Гладит его по плечу рукой в лайковой перчатке.
– Куда багаж доставить? – подобострастно спрашивает проводник.
– На Заячий остров, – небрежно говорит господин и протягивает карточку с адресом. Проводник кивает и кланяется.
– Господин коллекционер! – кричит журналист с блокнотом в руках. – С приездом.
Коллекционер удивлен.
– Уж поджидаете? Не думал, не гадал.
– А как же? – с улыбкой говорит фотограф. – Все вас ждут. Много привезли на этот раз?
– Порядком, – коллекционер доволен. Он любит внимание. Столько лет прошло, а все льстит.
– Опять морские гады? – спрашивает журналист с блокнотом и, не дождавшись ответа, принимается что-то бешено строчить.