Картограф

– Он и есть воздух.

Филя понял, что от чухонки правды не добиться.

– Я ведь у него хотел узнать, как мне сестру вернуть.

– Меня спроси, – предложила чухонка.

– А вы в этом понимаете? Аркадий Николаевич был проводник.

– Ха, проводник! И куда он тебя провел? Далеко ли?

Филя вынужден был согласиться, что не далеко.

– Эка невидаль, проводник! Их, как собак нерезаных. Они только для того и нужны, чтоб желторотикам, вроде тебя, пыль в глаза пускать. Стоит перышку на заду проклюнуться, как к тебе проводники летят – дай расскажу, дай объясню. А сами только воду мутят.

– Вам тоже с проводником не повезло? – спросил Филя.

– Не повезло – это мягко сказано! Когда ты молода и юна и перед тобой открывается дивный новый мир, любому прохвосту веришь. Он тебе говорит: ты одна такая, необычная. Приходи за советом в любой час, бесплатно помогу! Ты идешь, а он тебя хватает и продает какому-нибудь уроду.

– Так что же Аркадий Николаевич не продал меня этому бандиту?

– Саньку? Тот торговаться не стал, хотел тебя бесплатно взять. А бесплатно и птички не поют!

«Вот жадность-то! – подумал Филя. – Лучше дать себя подстрелить, чем потерять копейку».

– Зачем же тогда нужен проводник, если от него один вред?

– Не все так просто. Ты, когда стучишься, дверь сама перед тобой открывается? Нет, ее тебе хозяин открывает, или привратник, если хозяин в отлучке. Без проводника не войдешь.

– А выйти-то можно?

– Можно. Но, как говорится, плата за вход – грош, а за выход – тысяча.

– У меня нет тысячи, – грустно сказал Филя. – И даже гроша нет.

– Ничего, это дело наживное. Будет время, и увидишь выход.

– Мне не для себя надо. Мою сестру похитил краб, и теперь она тоже крабом стала. Скажите, как ее вернуть?

Чухонка замолчала, в смущении терзая подол. Филя с замиранием сердца ждал, что она ответит.

– Я не знаю, – тихо сказала она. – Прости, тут я тебе не помощник.

Филя сглотнул горькую слюну.

– За что мне это все, за что? Почему я наказан?

– А вот на это есть ответ. Родители живы?

– Нет, прошлым годом преставились.

– Они тебя ни о чем не просили перед смертью?

И тут Филя вспомнил. Когда умирал отец, мать увела Настеньку к соседям, чтобы она не слышала его жутких хрипов. Филя остался с ним один – подносил воду, промокал лоб салфеткой, читал газеты. Отец не слушал, но он все равно читал. Ему было страшно сидеть в тишине. Казалось, звук голоса отгоняет смерть. Она не может войти туда, где шумно. И вот на краткий миг сознание вернулось к отцу, он схватил Филю за руку и прохрипел:

– Не езди туда!

– Куда, батюшка? На охоту?

Филя собирался с соседом на тетерева.

– Нет, – выдохнул отец. – Нельзя. Я был там. Давно. Играл, все деньги спустил. Не на что вернуться. Он подошел. Предложил поставить. Мне нечего. Тогда он говорит: отдай, чего дома не знаешь. Я посмеялся. Дурак. Приехал. А дома ты.

Филя обеспокоился:

– Тише, тише! Не волнуйся. Никуда я не поеду, здесь останусь подле тебя.

А сам потянулся пощупать отцовский лоб – никак, опять горячка. Но лоб был холодный и влажный. Отец взглянул на Филю и тихо сказал:

– Прости, сынок.

И забылся. На другой день он умер.

Теперь все стало на свои места. Вот почему отец так ненавидел Бург и никогда туда не ездил! И Филе запрещал – даже к тетке на каникулы, даже в гости к другу. Отец твердил, что в Бурге разврат и геенна огненная. Карты дома запретил: матери не давал пасьянса разложить, Филину личную колоду выбросил в окно. Он казался Филе почти святым, а сам проиграл его в карты демону. Возможно, Додону!

«Так уж и мне, – пробурчал Додон. – Будто других в мире нет! Что ни случись, Додон крайний!»

Филя не стал его слушать. Ему хотелось закричать во всю силу легких. Какая несправедливость, какая чертова подлость! Почему он забыл об этом разговоре? Собирался в Бург, лелеял крылатые надежды. Нельзя было, нельзя! Надо было остаться в Гнильцах, тогда бы Настенька спаслась. Она пострадала из-за него. О, горе!

Чухонка внимательно следила за выражением его лица.

– Не бейся, птенчик, судьбу не изменить.

– Я не знал, я забыл! – лепетал Филя помертвелыми губами.