Страница 64 из 90
– Вы арестуете меня? – спросил Филя дрожащим голосом.
– За что? – спросил Авдеев.
– Как за что, за убийство!
– Замечательно! А на суде скажем, что ты учинил над собой умышленное членовредительство с целью лишить человека жизни?
– Есть такая статья?
Авдеев тяжело вздохнул:
– Нет, и никогда не будет. Гражданин Паслов умер естественной смертью – оторвался тромб. При чем здесь ты? Пока заведено только дело против Василия Путобрюха. Нанесение ущерба здоровью средней тяжести. С учетом его послужного списка, два года каторги. Выпишешься, приходи ко мне, снимем показания. А пока лечись. Голову тебе проверить не мешает. Тоже мне, резаться вздумал! Или оговариваешь себя зачем-то?
– Я же вам объяснил! – истерически крикнул Филя, и больные, ковылявшие по коридору, дружно уставились на него. – Я хотел, и я убил! Мучителя своего. Не могу так больше, душа ноет. Арестуйте, арестуйте и накажите по всей строгости. Тюрьма, так тюрьма. Или казнь?
– Не пори чушь, – устало сказал Авдеев. – Я понимаю, ты в это веришь. Охота сходить с ума – сходи, только не ожидай, что и остальные пойдут с тобой вместе вприсядку. Ни один суд в мире не станет это выслушивать.
Филя разразился громким плачем.
– Ну, ну! Опять фонтаны, – Авдеев принялся шарить руками по пиджаку в поисках платка. – Филя, успокойся. Тебе вредно волноваться, ты нездоров. Натерпелся, вот у тебя и нервический припадок. Давай я доктора позову? Сделает укольчик, тебе полегчает.
– Почему вы мне не верите? Я убил его, убил… Все кончено, жизнь кончена.
– Подожди прощаться с жизнью! Хочешь, чтобы я тебя отвез в участок?
Филя мотнул головой.
– Тогда чего тебе?
– Ничего, – Филя встал, вытер глаза рукавом и твердо сказал. – Мне пора. Прощайте, Ромэн Аристархович.
– Еще свидимся, – кивнул ему Авдеев, торопясь к выходу.
«Вряд ли!» – подумал Филя, скорбно волочась назад в палату. Наказания не будет, значит, и искупление невозможно. Тромб, видите ли, оторвался! Хитер Додон, нечего сказать. Умеет обтяпывать делишки так, что все шито-крыто. Что же делать? Податься в монастырь? Кинуться с моста?
В палате было полно народа – со всех окрестных палат собрались. Атлант вольготно раскинулся на стуле, босые ноги топорщились в прохудившихся тапках. Вокруг на табуретках расположились слушатели.
– И вот я смотрю – она юбки задирает. Одну, другую, третью.
– Брешешь! Не бывает на бабах столько юбок! – сказал плюгавый мужичок в майке-алкоголичке.
– Вот те крест! Подняла она, значит, юбки, а под ними у нее – хвост рыбий. Я к двери, а она как захохочет. Иди, говорит, ко мне, мой белый хлеб.
– Трепло! – презрительно протянул рыжеволосый парень.
– Шарман! – откликнулся профессор, кутаясь в одеяло, как в тогу.
– Не любо – не слушай, а врать не мешай, – пробасил дородный усач. На шею он зачем-то намотал цветастое полотенце.
Филя прошел мимо них и лег на кровать. Потолок был грязно-желтый, в подтеках. Пятно побольше напоминало по форме Африку, пятно поменьше – Австралию.
Гости Атланта пошумели и разошлись, оставив после себя запах табака, немытых подмышек и лекарств.
– Унываешь? – спросил Атлант. – Не время, сынок. Будешь бодрый – скорее поправишься.
– А я, может, вовсе не хочу поправляться! – резко сказал Филя и с вызовом уставился на Атланта. Тот не отвел взгляд.
– Решил сигануть на березу, как профессор?
– Да!!
– Ты эти мысли брось. Нельзя себя жизни лишать, Господу Богу это противно.
– Я теперь не в его юрисдикции, – запальчиво сказал Филя. Атлант в задумчивости почесал в затылке.
– Юридикция, она того, а ты этого… Бога не гневи.
Филя махнул рукой и отвернулся к стене.
– Я знаю, что ты натворил, – прошептал Атлант, склоняясь к самому его уху. – Но и для убивцев есть спасение.
Филя так и подскочил.
– Вы подслушивали!
– Обижаешь, – сказал Атлант. – К чему? Я и так все вижу. Смертоубийство – страшный грех. Плоть вопиет, душа мается, ангели небесныя плачут. Господь ручкой белой от тебя загородился, не смотрит. А без присмотра человек плутает да и в яму катится. Молодой ты, а уже пропал. Котлы тебя ждут смоляные, вонь и тлен.