Картограф

– Вишь, треплет его. Доктор говорит: пора в желтый дом переводить. Культя зажила, чего держать? Койко-место только зря занимает. Жалко, замордуют его там. К себе, что ли, взять, на огородные работы? Нет, это я так, шутю. Куда он мне? У меня мал мала меньше, лишний рот ни к чему. Валяюсь тут, а жена пашет.

– Ноябрь, какая пахота? – буркнул Филя.

– Декабрь, – поправил Атлант. – Ты шуток совсем не понимаешь, паря? Работает она. Прачкой. А лучше б пахала. Знаешь, какие у нее раньше руки были? Что твой бархат – гладкие, мягкие. Так вот возьму, бывало, ее за пальчики и все перецелую. А сейчас лапища больше, чем у меня. Бородавки вылезли. Погладит – как наждаком провезет. Да…

Филя со злости цыкнул. Жалеть жену Атланта он не собирался. После того, что с ним произошло, ничья доля не казалась ему горше. Прачка – достойная профессия, не хуже других. Он бы с радостью поменялся с ней местами. Пусть она режет себя скальпелем, отбивается от благодетелей, живет на тюфяке в одной комнате с сумасшедшим, который учит лягушек ловить послушливые стрелы.

– Глянь, Петрович с процедур приполз, – радостно сказал Атлант, привставая. – Петрович, иди к нам, поболтаем. Нет, лег. Видно, опять вкатали пять уколов кряду. Он на заводе по пьянке в чан с кислотой упал. За трос зацепился, только руку и разъело. А не зацепился бы, смерть тогда, к жене бы на лопате принесли. Мясо сползло, голые кости остались. В лубок закатали, чтоб не смотрел. Да и смотреть-то там нечего, чернота, гнилушки. Он ведь, как ошпарился, к докторам не пошел, уколов боялся. Прямиком к бабке, а та ему возьми и привяжи дохлого голубя. Мол, будет он на небеса отлетать и боль с собой унесет. Три дня проходил с голубем, пока его сестра сюда не привезла. Думали, гангрена, хотели резать. Присмотрелись – вроде ничего. Почистили, промыли, уколы назначили. Всю задницу истыкали, сесть не может. Гляди, корячится. Петрович, дай помогу. Чего машешь? Ладно, сам, так сам.

Атлант покачал головой и с улыбкой посмотрел на Филю.

– А вы как здесь очутились? – спросил Филя.

– По глупости. Поссорился с женой, решил выпить. Пошел к куме, в шинок, а там все наши. Собрание, этакая асснаблея. Накатили по рюмашке, и понеслось. Пока деньги в кошеле были – гудел, а закончились, вышел на дорогу и подловил мужика. Снял с него зипун, шапку котиковую и опять в кабак. А тот мужик оказался не промах. Позвал братьев, и так они меня отметелили, что думал, помру. Принесли сюда. Доктор говорит: «Повезло тебе, дурень, только два ребра сломали!» Хотели череп проломить, да он у меня крепкий.

И Атлант продемонстрировал это, уверенно стукнув себя кулаком по тыкве. Потом расстегнул рубашку и показал Филе перевязанные тугим бинтом ребра. Над левой грудью у Атланта была наколка в форме коронованной буквы «Мыслете».

– Что это значит? – спросил Филя, указывая на букву.

Атлант покосился на него и сказал:

– Ничего. Буква и буква. Тебе зачем знать?

– Так, – равнодушно откликнулся Филя и повернул голову к стене. Беседа его больше не занимала. Сначала ему показалось, что треп Атланта отвлекает от тяжелых мыслей, но они бурунами проходили по душе и наконец захватили ее всю. Не хотелось не то что разговаривать – дышать. Прыгнуть бы вниз, как тот полоумный алкоголик-профессор. И дай бог, чтобы не подвернулась никакая береза.

От слова «бог» язык вывернуло на бок, и Филя вскрикнул.

– Ты чего, ты чего? – заволновался Атлант. – Сестра! У него опять приступ.

– Я в порядке! – просипел Филя. – Не надо звать сестру.

– Да? – недоверчиво спросил Атлант. – А чего кричишь?

– Язык прикусил.

– Ты с языком поосторожней. Он пригодится. Глянь-ка, доктор к тебе идет. Если понадоблюсь, зови, – и Атлант улегся на соседнюю койку.

Доктор – тучный господин лет пятидесяти в пенсне – хозяйской походкой зашел в палату.

– Как ваши дела? – спросил он, оглядывая пациентов. – Жалобы есть?

– Никак нет! – сказал за всех Атлант. Доктор поморщился, и пенсне впилось ему в щеку. Он подошел к Филе и сел рядом с ним на стул.

– Вижу, вы пришли в себя, – доктор взял его за руку и пощупал пульс. – Славно, славно. А что у нас с ногой?

– Чешется, – признался Филя.

Доктор размотал повязку и причмокнул.

– Да, неважно. Будем прижигать.

Филя скосил глаза. Рана получилась длинная, но аккуратная. Зигзаг он выполнил хорошо, а вот завитушку не доделал. Она получилась косая, не той формы, что описал Додон. Кровь вокруг раны тщательно смыли и наложили шов. Только вот странность – от краев концентрическими кругами расходилась свежая чешуя – молодая, неокостенелая, чуть розоватая. Филя попытался прикрыть рану рукой, но доктор ему этого не позволил.

– Так-с, что это у нас здесь наросло? – он ковырнул чешуйку, но та не поддалась. Филю посетило неприятное чувство, которое бывает, когда неловко тянешь вверх ногтевую пластину. – Давно?