Страница 58 из 90
Автомобиль остановился у невысокого здания, пышно украшенного каменными завитками, бутонами и получеловеческими мордашками. Витрина была завалена всякой всячиной – глобусами, наборами монет, подзорными трубами, старинными елочными игрушками, книгами, кусочками ткани, мишурой, бутылками с цветными жидкостями и с кораблями. Филя на минуту забылся и застыл у витрины, как школяр. Рассмотреть бы диковины, покрутить в руках, сдуть пыль с пузатого глобуса!
– Понравилось? – спросил Сила Силыч, похлопывая Филю по плечу. – Хочешь, подзорную трубу подарю?
– Не надо мне ничего, – и Филя сбросил его руку.
Сила Силыч кивнул Онисиму, тот резво подскочил и дал Филе тычка. Хорошо хоть не в ребра.
Внутри лавки царил полумрак, пахло благовониями. Старые половицы сыто скрипели при каждом шаге. «До чего похоже на обиталище Гомункула, – подумал Филя, озираясь». Не хватало только лягушек в гробу и камина. Возле полок ошивался молодчик: вытирал пыль со всех мест, до которых мог дотянутся. За прилавком сидел насупленный старик в степенной жилетке, к которой было прикреплено пенсне в золотистой оправе. Сила Силыч по-хозяйски огладил китайскую вазу, украшавшую прилавок, и спросил:
– Как идут дела, Фомич? Есть покупатели?
Фомич едва поднял на него глаза и весьма нелюбезным тоном ответил:
– А чаво им не быть? Ходють…
– Много ли?
– Довольно, – старик растопырил руки. – Вот столько и еще полстолько.
– Могучий ты математик, Фомич, – ласково сказал Сила Силыч. – Георгина Пална не заглядывала?
– Не было таких.
– И ладно. А я тебе знаешь кого привез? Сима, тащи его сюда. Погляди, картограф! – Сила Силыч схватил Филю за ушибленный подбородок и повертел, как породистого пса на выставке.
– Больно молод, – пробурчал Фомич.
– Ничего, состарится, глазом моргнуть не успеешь. Сединка-то уж завелась, дело за малым. Заказов на карты не поступало?
– Захаживали, антересовались.
– Вот! Пора брать быка за рога, а то конкуренты не дремлют. Мы пока пойдем наверх.
Фомич кивнул и опять нахохлился на стуле.
Филя, Сила Силыч и Онисим поднялись по шаткой лестнице на второй этаж и вошли в небольшое помещение, где, видно, не убирались с тех самых пор, как преставился прежний картограф. На всем лежала печать запустения. Тисненые обои пожелтели и местами скатались. Одно окно щеголяло трещиной, между рам раскинулось кладбище мух. У стены стоял небольшой изящный столик, заваленный обрезками пергамена и потерявшими былую упругость свитками. Чернильница, вся в пятнах, уныло торчала вверх дном.
– Владей! – гордо сказал Сила Силыч. – Все тебе.
Филя молчал.
– Грязновато? Приберемся, за нами не заржавеет. Что, будешь обживаться? Сима, не мешай человеку, пойдем отсюда.
И они ушли, оставив Филю в одиночестве. Сначала он не желал ни к чему прикасаться, ярость душила его, а потом любопытство пересилило, и он подсел к столу. Сотни, тысячи карт лежали на нем! Одни были нарисованы на жалких обрывках, в спешке, кое-как, другие казались крадеными музейными экспонатами. Тут были карты островов, неизвестных Филе стран, городов. Особенно его поразила одна морская карта, где жирно отчерченный полуостров дробился на конце на тысячи мелких островков. В углу для убедительности картограф изобразил змея. Он кольцами вскидывал костлявое тело из воды. Хозяин пучины, бог заливов.
«Многих пожрал, – заметил Додон, подлетая к самому уху. – И лодками не брезгует. Его гарпуном, а он ржет».
«Кто ржет?» – спросил Филя.
«Змей, – разъяснил Додон. – Третий год терроризирует аборигенов. Чем только ни травили – стойкий. Один капитан, отпетая душа, решил его протаранить. Корабль в щепки, команда на дно, Змею закуска».
«А ты и радуешься?»
«Рано ты грубить мне начал. Я думал, обождешь денек-другой. А кто кричал «Додон, помоги»? Не ты ли?»
«Ну, я, – нехотя согласился Филя. – Забылся, прошу пардону».
Он поднимал один за другим пергамены и рассматривал их в тусклом свете настольной лампы. Прежний картограф был истинный мастер. Он умел закруглить линию, тонко выписать мельчайшую деталь. Имелась у него и склонность к украшательству – почти на всех картах были изображены диковинные звери и птицы в причудливых, почти немыслимых позах. Павлин-акробат укладывал голову под крыло, мышь танцевала на скрещенных лапках, минотавр сидел в позе мыслителя, аспид, завязанный узлом, полз в нижний правый угол. На одном из листов Филя разглядел подпись – А.Н. Мясоедов. Фамилия показалась ему знакомой. Только где же он ее встречал? Впрочем, не важно.