Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 57 из 90

– Устал меня слушать? Потерпи, сынок. Я, грешник, все о лавчонке своей толкую. Кто о чем, а вшивый о бане, хе-хе. Был у меня на довольствии старикан, рисовал карты. Да вот беда – помер. Выпил бражки в светлый праздник Христов и окарачунился. Прибрал Господь. Я туда – сюда, нигде нет картографов. Говорят, вымерли, перевелись! И вдруг Верочка, душа моя, говорит: а у нас дома один такой проживает. Возьмешь? Как не взять! Я руки в ноги и к тебе.

– Это вы Веру на наркотики посадили? – спросил Филя.

Сила Силыч посмотрел на него с укоризной.

– Как тебе не стыдно, Филя, возводить на меня, уважаемого человека, члена городского совета, напраслину? Разве я растлитель? Нет, Верочка сама сбилась с пути.

– А вы ее подтолкнули!

– Василий, объясни доходчиво, что я тут не при чем.

Вытерпев удары, Филя с ненавистью уставился на Силу Силыча. «Тебе конец, сволочь! Тебе и твоим выродкам!»

– Как нам дело повести? – продолжал ворковать Сила Силыч, умильно улыбаясь. – Переезжай, что ли, ко мне жить. Не хочешь? Что так? У меня палаты белокаменные, яства сахарные. Лебеди в пруду. Ни в чем отказа знать не будешь.

– Не поеду, – упрямо сказал Филя. – Здесь рисовать буду.

– Ладно, ладно. Ты видишь – я ни в чем тебе не противоречу. Где хочешь, там и живи. А Сима тогда здесь, на коврике разместится, у печки. Правда, Сима? Тебе ведь здесь хорошо будет?

Тот кивнул.

– Вот мы все и уладили! А теперь поехали лавчонку мою смотреть. Подымайся! Василий, подай ему пальто.

Онисим и Василий кинулись одевать Филю, как будто тот был манекен. Не успел он и пикнуть, как его поволокли во двор, выпихнули на улицу и усадили в машину. Василий сел за руль, Онисим сзади, вцепившись Филе в штанину.

– Убери руки, не сбегу! – сказал Филя.

– Правильно, Сима, дай мальчику посидеть спокойно. Василий, трогай!

И они понеслись вперед. Навстречу им попался Витин автомобиль. «Заметил ли он меня? – думал Филя в тоске. – А если и да, что с того? Погонится и застрелит? Да его самого быстрей убьют. Вот если б приехал Ромэн Аристархович! Надо непременно рассказать ему!»

Эта мысль его успокоила. Он обратится в полицию и сдаст головорезов властям. Он не будет терпеть бесчинства! А не помогут, тогда сам. Грех на душу возьмет, обагрится – так все одно пропадать.

– У меня на втором этаже студио, – сказал Сила Силыч, хитро поглядывая на Филю через плечо. – Там все, что нужно для работы. Светло, как в храме, окна до потолка. Это тебе! Будешь полновластный хозяин. Хочешь – рисуй, не хочешь – польку пляши.

«Ага, польку, – подумал Филя. – Танец утюга».

– Куда мне столько света? Я в темноте рисую.

– Так затворись! Я тебе римскую штору повешу. Или ты портьеры предпочитаешь?

– Вешайте, что хотите, хоть рогожу. Мне дела нет.

– Опять дерзишь? – устало протянул Сила Силыч. – Сима, сыграй-ка нам на баяне.

И Онисим достал из сапога финку. Филя в ужасе уставился на сверкающее лезвие и вдруг заметил в отблеске чей-то лукавый глаз.

«Додон! – взмолился мысленно Филя. – Спаси меня! Убивают»

«Так уж и убивают, – проворчал голос у него в голове. – Празднуешь труса, дружок? Потерпишь, не облезешь».

«Облезу! – сказал Филя. – Сейчас, как пить дать, снимут шкуру. Я пропал, погиб! Ты прости меня, что я ругался, не слушался. Помоги, умоляю. Мне сестру вызволять».

«Чуть что, о сестре вспоминаешь. Давно пора ее разыскать. Нарисовал бы карту, и дело в шляпе».

Финка прорезала ткань пальто и вонзилась Филе в бок.

– Аааа!!! – закричал он, вывертываясь.

– Не шуми, – строго сказал Сила Силыч, чуть поворачивая к нему толстый нос. Онисим мерзко захихикал.

– Барин, сыграть вам еще на баяне? Желаете?

– Обожди. Пусть отдышится. Мы же не злодеи, верно?

«Вы суки, – в ярости думал Филя. – Убью, убью, убью!»

«Серьезно? – поинтересовался Додон. – Намерение такое имеешь?»

«Да, тысячу раз да! Скажи, как?»

«А не пожалеешь?»

«Нет, говори».

И Додон рассказал.

Они выехали из Малярово и направились к центру Бурга. Онисим отстранился от Фили и сосредоточенно стирал с финки кровь батистовым платком. Сила Силыч расселся кулем и, казалось, задремал. Праздный люд разгуливал по улицам, сновали прыткие одноколки, из-за поворота высунулся перепуганный трамвай и зачастил, застрекотал по рельсам. Солнце завалилось за дома и оттуда подкрашивало сумеречное небо. Загорались фонари. Филя сидел, сжав челюсти до кислого вкуса. Кровь залила живот, сырая рубашка прилипла к телу. Промокнуть бы хоть ладонью, но он не решался, сидел смирно.