Страница 28 из 90
Последним пунктом в экскурсионном маршруте стало посещение знаменитых грифонов, выставленных на берегу Воронки, речки-спутницы.
– Из Египта привезли, – по-хозяйски пояснил Витя, поглаживая грифону золотые крылышки.
– Из Сирии, – машинально поправил Филя. Он с любопытством заглянул грифону в пасть и неожиданно обнаружил там монетку – медную полушку.
– Не трожь! – предупредил Витя. – Это на память кладут, чтобы вернуться.
– Давай и я положу, – и Филя полез за кошельком. От щедрот он кинул грифону на язык гривенник. Витя недовольно фыркнул.
– Все, хорош, поехали домой.
– Постой, мне Вера наказала съездить в магазин.
– Вера наказала? – удивился Витя. – Ты чего ее слушаешь? Наказала она, ишь ты! Знакомы без году неделя, а ты уже у нее, как рыбка, на посылках?
– Она помочь хочет. Где у вас тут лакейскую одежду продают?
– Лакейскую?! Кем себя эта шалава возомнила, царицей? – бушевал Витя всю дорогу. Он резко кинул машину на обочину, обдав проходившую мимо старушку грязным снегом. Та заругалась и с неожиданной силой стукнула по капоту костылем.
Филя опрометью кинулся в магазин, не желая больше слушать, как Витя поливает сестру отборной бранью. Долго примерял то одну ливрею, то другую, копался в ящике с перчатками, подробно расспрашивал продавца, какие штаны лучше брать – со штрипками или без, пока в магазин не ввалился заждавшийся злой Витя.
– Чего так долго? – спросил он. – Закругляйся, домой пора.
Филя расплатился, подхватил сверток с покупками, и они покатили в Малярово. Пока они прохлаждались, Витина лягушка выбралась из дома и ускакала в сарай, где ее с трудом нашли в прошлогоднем сене.
– Ты зачем это сделала? – причитал Витя, отирая лягушачью спинку от сенной трухи. – Я с ног сбился, тебя разыскивая!
Лягушка склонила голову на бок и с любопытством посмотрела на него. Филе показалось, что она самодовольно ухмыляется. Витя бросился обратно домой. Он стиснул лягушку в кулаке, натянул сверху рукав и натужно дул туда, образуя тепловой кокон. А Филя решил внимательно осмотреть сарай: что-то говорило ему, что лягушка неспроста туда подалась. С виду все было обычным: вот клетка с курами, рядом поросячий хлев – вонь, хрюканье, запах похлебки, в углу лежит старый, уже давно ненужный хомут, под ним вожжи и седелка, в другом углу навалено сено. Оно слежалось, сопрело, выцвело до седины, почти перегнило. И все же лягушка в него закопалась – вот видна ямка. И как она ухитрилась, не имея ни когтей, ни зубов, пробиться сквозь эту толщу? Филя полез в сено, жесткие травинки царапали кожу. И вдруг он наткнулся на что-то твердое. Вытащил – стрела! Точнее, не вся стрела, а только наконечник. Он хорошо сохранился, не проржавел, острие сходилось в иголку. Филя вертел его так и сяк. По краю шла красивая вязь – изящная и немного неуместная.
«Вязь, вязь, вязь, – бессмысленно повторял Филя, катая слово во рту. – Вязь… зязь… Витязь».
Сомнений не было. Это была стрела для Вити. Лягушка полезла за ней в сено, но вытащить не успела. До чего разумное животное!
Филя вернулся в дом, где Витя пристроил лягушку на блюдечке возле чайника и ворковал над ней, как мать над младенцем.
– У меня для тебя кое-что есть, – сказал Филя и протянул ему стрелу.
– Где ты это взял?
– В сене. Там, где сидела лягушка.
Пораженный, Витя молча рассматривал стрелу.
– Это она, – пробормотал он. – Заговоренная стрела! Осталась только карта, и все…
– Что все?
– Все, – тупо повторил Витя. Больше за вечер он не сказал ни слова. Со стрелой он не расстался и на ночь. Филя помыкался-помыкался и лег на тюфяк спать, где незамедлительно уснул, усталый и впервые за эти дни довольный собой.
Буквоед
– Ты чего нервный? – спросил Витя, когда Филя опрокинул вторую по счету чашку с кофием. На белоснежной скатерти расплылось пятно. Варвара Михайловна с тихим вздохом присыпала его крупной солью и начала потихоньку убирать посуду со стола.
– Почему они молчат? – в тоске заломил руки Филя.
– Кто?
– Полиция. Как ты думаешь, они ищут Настеньку?
Витя раздумчиво повертел в руках кусок сахара и ловко бросил его в рот.
– Ищут-то они ищут, только вот едва ли найдут. Знаешь, сколько в Бурге народу живет? Миллион, а то и больше! А если считать села, типа нашего, так и все пять миллионов будет.