Лебёдушка

Так прошли почти пять счастливых и безмятежных лет. А потом случилось несчастье: разгружая машину с товаром, оступился Эркки и упал ему на спину тяжёлый мешок с мукой. В госпитале врачи качали головами, разглядывая рентгеновские снимки и скорбно пророчили Эркки инвалидное кресло. Цветущий и полный сил мужчина за несколько месяцев превратился в старика с потухшим взглядом и скверным характером. В очередной раз почувствовала Кайса, что пришёл её черёд «наводить порядки». Она к тому времени выросла в привлекательную девушку и старалась как можно больше внимания уделять рисованию. От Дара своего старательно отпихивалась, пыталась не прислушиваться к интуиции, не присматриваться к картинам, возникавшим волей-неволей перед внутренним взором. По отношению к чужим людям способностей своих не демонстрировала. Максимум, на что соглашалась: сварить травяной настой, сделать мазь, перевязать загноившуюся рану, провести сеанс массажа. Мать Юкки Ранталы рассказала Кайсе, как нелегко приходилось её бабушке. Люди бежали к ней, когда прижимали беда или боль, а стоило Марте в будний день в магазин приехать — сторонились, смотрели как на диковинную зверушку. Времена, конечно, менялись: нынче никого народным врачеванием не удивишь. Помимо настоящих целителей полным-полно развелось всяческих шарлатанов. С какой стороны ни посмотри: лучше держать сведения о своей необычности при себе. Иида Рантала была того же мнения, что и Эркки: не надо людям знать о том, что Кайсе по наследству от бабушки достался Дар ведуньи. Но когда беда случилась с самим Эркки — как спокойно смотреть на всё это со стороны?

Однажды Кайса не пошла сразу после школы домой, отправилась в госпиталь. Эркки лежал, уставившись в окно, от него шла волна непонятной агрессии. Казалось, мигает красная лампочка: «Не желаю ни с кем разговаривать!». Но девушка закалилась за тот период, когда росли Ээро и Ээва: не обращала внимания на капризы малышей, не будет и с их отцом церемониться. Заметив на тумбочке нетронутые яблоки, несколько дней тому назад принесённые Анитой и детьми, Кайса разозлилась. Как ветром сдуло жалость к своему упрямому опекуну при виде этих сморщившихся яблок с потемневшими боками. Именно их вдруг стало бесконечно жаль. Кисло-сладкие, сочные, хрусткие - они могли принести столько радости! Ээро и Ээва сорвали их с лучшей яблони в саду за хуторским домом, хотели отца побаловать. Но Эркки решил обделить зрелые плоды с глянцевитой корочкой вниманием, оставил их умирать на безликой больничной тарелке.

Кайса пристроилась у Эркки в ногах, сощурила глаза и чуть склонила голову набок, изучая лицо Хиетала, словно впервые увиденное.

- А скажи-ка ты мне, Эркки, долго ты ещё дурью маяться будешь?

Эркки молчал.

И Кайса применила запрещённый приём. Просто поняла, что бесполезны тут уговоры и увещевания: нужно бить по больному. И она решительно встала с постели, подняла школьную сумку и, направляясь к двери, бросила за спину:

- Я думала, бабушка никогда не ошибалась. Считала она тебя мужественным и мудрым. Вижу — ошиблась Марта. Может, и хорошо, что умерла и не видит, что мужчина, которого она любила — слабак…

Взялась уже за ручку двери, когда с кровати долетел сиплый окрик.

- Стоять! А ну, иди сюда, пигалица!

Кайса улыбнулась: сработало! Но тут же нацепила серьёзную мину и вернулась на то же место, откуда несколько мгновений тому назад встала.

- Садись! - Эркки разозлился не на шутку. У него трясся подбородок и дрожали безвольно лежавшие до сей поры на одеяле руки. - Что б ты понимала! Учить меня вздумала! Да ты, да ты...Пороху ты ещё не нюхала, чтобы указывать, как мне жить!

- Ой ли? - не сдавалась Кайса. - Это у тебя с рождения ни отца, ни матери не было? Это у тебя в детстве золотом умер единственный близкий человек? Это тебе пришлось повзрослеть в одночасье и делить поровну заботы и хлопоты с твоей женой и её тётушкой? Это ты нянчился с Ээро, когда его нельзя было с рук спустить? Это ты держал голову Аните, когда она от бесконечной рвоты совсем без сил оставалась? Это ты позволил жене вцепиться ногтями в свою руку, когда ей не разродиться было? Это ты день и ночь следил за тем, чтобы с детьми ничего не случилось?

Хиетала покраснел. Девчонка права: он забрал её с хутора, привёз в незнакомую обстановку и принимал как должное всё, что она для него и его семьи сделала, не задумываясь о чувствах Кайсы. Да, не знала она нужды в одежде, обуви, еде; не отказывал ей ни в чём, когда с головой ушла в рисование, но когда он в последний раз говорил с девчонкой по душам?

- Прости. Я был не прав.

- Другое дело. - Кайса снова опустилась на краешек больничного одеяла. Ты что: врачей выслушал — и сдался?

Без предупреждения Кайса больно ущипнула Эркки за ту ногу, что лежала ближе к ней, а по другой легонько стукнула. Мужчина инстинктивно дёрнулся, сморщился и зашипел от боли.

- Ага! Ноги ты чувствуешь. Руки двигаются. Голова на месте. А ты вылёживаешься. Считаешь, что облагодетельствовал меня однажды и теперь можно навесить на девчачьи плечи ответственность за своё семейство по гроб жизни?

Кайса не заметила, что сжала кулаки, словно разговаривала со своим многолетним обидчиком. Лицо её раскраснелось в праведном гневе и Эркки уже не знал: смеяться ему или плакать.

- Ну, ты наговоришь сейчас…

- А что тут говорить? Пролёживаешь бока на больничной койке, пока жизнь мимо проходит. Давай помогу тебе повернуться, посмотрю, что там с твоей спиной… - уже более миролюбиво сказала девушка.

Перевернуть Эркки оказалось не просто, но он помог Кайсе, ухватившись за спинку кровати одной рукой и пытаясь перенести центр тяжести своего тела в тот момент, когда девушка помогала ему, поддерживая со спины. Задрала больничную пижаму, осторожно повела пальцами вниз по позвоночному столбу. В районе копчика словно кто-то изнутри ударил её по пальцам, как когда-то от шейных позвонков Ээро.