Страница 164 из 165
Поднявшись на этаж, наконец, облегченно выдохнул, прислонился к окну на площадке, и вдруг услышал неясный шум и шорох. Спустя секунду мимо окна с грохотом рухнуло что-то огромное. Выглянул в окно, там, поднимаясь почти до второго этажа, стояла снежная завеса, скрывшая от взгляда весь подъезд. Даже у такого закаленного различными жизненными невзгодами человека подогнулись ноги, когда он понял, от какой беды его уберегли стоящие внизу парни. Если бы не эта засада, лежать бы ему сейчас утыканному сосульками под лавиной слежавшегося подмороженного снега.
Немного приведя чувства в порядок, он тяжело поднялся и пошел домой.
* * *
Обдумывая Машины слова, Алексей пришел к выводу, что провернуть спекуляцию с девочкой Виктор может только сегодняшней ночью. Другой возможности у него не будет. И Машино видение… Доверять словам малышки он начал сразу и безоговорочно, как только прошел первый шок от увиденного летом. Это маленькое средоточие добра и света – кем и чем бы оно ни было – никогда намеренно не причинит никому вреда. А в остальном жизнь сама расставит все по местам.
Времени до сумерек, а в рассказе Маши фигурирует именно темное время суток, оставалось немного, но вполне достаточно для подготовки. По всему выходило, что для предотвращения предполагаемой опасности достаточно блокировать Виктора в подъезде на короткий период, а дальше действовать по ситуации.
Обращаться в полицию на основе неясных подозрений было бессмысленно, поэтому он договорился со службой охраны и просто перекрыл возможные выходы из дома Натальи.
Позже, Алексей просмотрел записи с видеокамер, которые были поставлены заранее в нескольких точках. Он убедился, что слова Маши подтверждаются полностью. Буквально за минуту до схода снега с крыши, Виктор уже спустился на уровень второго этажа, неся на руках спящую девочку.
Как же вовремя они успели! Одна минута отделила Машу от страшной трагедии. Откуда же ты такая, маленькая девочка? Кто и что хранит тебя в этой жизни? Прости, что довел тебя до такой ситуации. Ведь можно, можно было предусмотреть подобный вариант, сталкивался уже с этим авантюристом, причем неоднократно. Прости, мое маленькое, драгоценное чудо!
* * *
- Говорю же тебе, не могу разбудить! Сейчас еще комиссия припрется, повадились каждый день ходить! – истеричный голос Натальи врезался в мозг, преодолевая многослойную розовую вату, которой, кажется, окутана была моя голова. Слышать ее визг не хотелось… он раздражал, не давал покоя, и я снова уплыла в такое приятное, умиротворяющее небытие.
* * *
Теперь уже другой, резкий голос вновь пробился к моему сознанию: - Говорила же я, надо было еще вчера забирать ее отсюда!
- Скорую…
- Ольгу… в машине…
- Не знаю… надо ждать…
Обрывки фраз осознавались с трудом, они выплывали отдаленными звуками, едва переводимыми мозгом в понятные слова.
- Маша, девочка моя! – ласковый голос звал меня, манил, притягивал – Машенька… – родное, знакомое прикосновение – просыпайся, солнышко. Домой поедем…
Домой… мама… – Мама!!! – Я попыталась раскрыть глаза. Нет… не получается. Но это ничего, еще немного, я знаю… мама, нянюшка… все хорошо…
Потом меня поднимали, крутили, заворачивали, несли…
Окончательно пришла в себя я уже в больнице. Приоткрыла глаза, попыталась оглядеться – капельница, Оленька спит сидя, держит меня за ручку. Внезапное осознание того, что случилось придавило, расплющило, размазало… Один шаг, всего один маленький шажочек отделял меня от грани. В очередной раз остается только поблагодарить провидение, что я снова жива. Жива…какое это счастье – просто жить!
Сердечко заколотилось в бешеном ритме, что-то запикало, Ольга вскочила, встревоженно оглядываясь на аппарат и напряженно всматриваясь мне в лицо.
Я смотрела на нее из-под полуопущенных ресниц и пыталась улыбнуться. Вскоре прибежала сестричка, дежурный врач… все захлопотали, забегали, засуетились… А мы с нянюшкой смотрели и, кажется, понимали друг друга без слов. Да и какие слова тут нужны? В ее глазах я видела все – и тревожное ожидание, и отчаянные надежды, и осознание вины, и, наконец, безразмерное счастье от благополучного исхода.
Долго еще лежала я без движения, боясь шевельнуться. Боязно. Лишь наблюдала за суетой вокруг меня – меняли капельницу, сгибали-разгибали руки-ноги, которые я практически не ощущала, словно не меня дергали, переворачивали, осматривали. Лишь нянюшка не отпускала мою ручку, боясь разорвать контакт.
Когда все угомонились и рассосались, я осторожно подвигала пальчиками – слушаются. Ольга встрепенулась, недоверчиво всматриваясь мне в лицо, переводя взгляд на руки и обратно. Заговорила бессвязно, не замечая льющихся слез, ощупывая меня, поглаживая, расправляя несуществующие складочки на простыне.
- Мама…
- Солнышко… – выдохнула она, потянувшись ко мне, но остановила движение, словно боясь навредить, затем осторожно коснулась рукой щечки, погладила по волосам, провела легкими движениями вдоль тела.
- Папа здесь?
- Да, моя родная, сейчас позову – стремительно поднявшись, она приоткрыла дверь, тихонько что-то проговорила, прикрыла и снова присела ко мне – Машенька, тебе сложно говорить?
Я слегка дернула плечом. Не знаю, сейчас попробую. Пока сложно думать, а говорить, вроде, нормально. Только в горле сушит, губы склеились.