Страница 8 из 40
16.07.2016
Если бы у меня спросили, что такое красота, я бы ответил: Кассиопея. Однако если бы кто-то вдруг спросил, что такое уродство, я бы сказал: Кассиопея. Нет, не потому, что она уродлива снаружи или внутри. Все дело во мне и в ее влиянии на меня.
Мне больше не семнадцать.
Я больше не думаю, что никогда никого не полюблю, потому что границы, которые я установил для себя стали призрачными, размытыми, будто бы долго-долго и с завидным упорством на них накатывала волна по имени Кассиопея.
Она часто говорила о нашей связи – верила в нее. Я тоже, но у нас понятия различались. Я так думал до того, как отец ушел из семьи, до того, как мать стала где-то пропадать целыми днями, заставляя меня изводиться.
Я возвращался из колледжа и каждый раз боялся входить в дверь нашей квартиры. Запах стоял ужасный, нежилой. Возможно потому, что мать вновь отсутствовала, возможно потому, что я сам отсутствовал.
У домов ведь тоже есть душа. Ей нужен уход, тепло, уют.
Ничего этого не было.
Поэтому я тут же выходил в дверь, в надежде, что, когда вернусь мама будет дома. Я боялся, что однажды мне позвонят из полиции или еще хуже из больницы, и скажут, что она влипла в какую-нибудь историю, поэтому шарахался, когда звонил незнакомый номер.
Я брал свою сумку и шел к Касси. Открывал своим ключом дверь ее квартиры, и падал на кровать, которая давно стала и моей тоже. Кассиопея еще не вернулась с занятий, поэтому я мог позволить себе провалиться в безнадежную темноту, к которой уже привык. Она больше не пугала меня – возможно потому, что я больше не ребенок, возможно потому, что безнадега уже поразила часть моего мозга.
Я сдался под напором жизни. Смирился с мамиными истериками и папиными изменами, смирился с тем, что Касси поглотила меня, смирился с тем, что плыву по течению и мне больше ничего не интересно.
Не знаю, откуда взялась эта ерунда в моей голове. Вот уже год я просыпаюсь с какой-то щемящей пустотой в груди. Будто кусок души вырвали, а я даже не заметил. Габс постоянно названивает мне, достает сообщениями. Просит встретиться.
Иногда я сдаюсь под напором старшего брата, который на днях женился, и иду в ближайший бар, где он спрашивает:
- Ну как ты?
И я отвечаю:
- Все в порядке.
Даже не знаю, что он имеет в виду. Может, спрашивает, как у меня дела с Касси. Или с родителями. Или еще что-то, что известно только ему – неважно. Мой ответ не изменится. Даже если опрокину в себя пять стопок текилы все равно буду повторять заплетающимся языком что все нормально. Даже если не буду стоять и ворочать языком, мысленно буду повторять все те же проклятые слова, будто бы это какое-то заклинание, которое спасет меня от безнадеги.
Габс думает у меня депрессия.
Я заметил у него дома на кухонном столе, заботливо подкинутые среди всякой чепухи листовки с группой поддержки для людей, переживших утрату. Что я забыл там? У тех ребят реальные проблемы, мне не место среди них.
В тот же вечер мы с Касси пошли в клуб, и она вместе с таксистом еле доволокли мое пьяное тело до квартиры. Касси позвонила Габсу и, как бы между прочим, отрапортовала как я себя вел, что делал, что говорил.
Этот самовлюбленный болван, который, вообще-то, должен быть занят своей женой, ни черта не поверил в слова Кассиопеи. Габс вечно всех подозревает, удивляюсь, как он не раскусил родителей даже сидя в университетской библиотеке – этот фрукт может чувствовать людей даже на расстоянии.
Он не оставил эту идею с моей депрессией и группой поддержки.
И сейчас, когда я валялся на кровати Кассиопеи, уткнувшись носом в ее подушку, вдыхал запах чего-то цветочного, что всегда сопутствовало Касси, Габс снова позвонил:
- Эй! – его голос был притворно оптимистичным.
- Чего тебе? – не слишком вежливо осведомился я, переворачиваясь на спину, и вытаскивая из-под подушки дневник Касси. Отложил его на тумбочку, потому что девушка взбесится, если я загляну внутрь.
- Я жду тебя в клубе, приятель. – Габс тут же стал серьезным, поняв, что я сержусь. – Я заеду за тобой.
- Я приеду с Касси, - отрезал я.
- Изи, ты…
Я отключился не дослушав. Габс тот еще нытик – вечно достает меня. И как только Эбби согласилась выйти замуж за этого слюнтяя?
Я с трудом отправился в ванную, даже не включая свет в комнате. Знаю, Габс скажет, что у меня депрессия, но я скажу ему заткнуться, потому что просто люблю темноту. Так мне спокойнее, ведь я больше не борюсь с хаосом и безнадегой. Я просто принял ее – ничего другого ведь не осталось.
Мое отражение в зеркале было будто бы чужим. Чужие глаза, чужие волосы. Разве у меня раньше были такие темные волосы? Такие тусклые глаза? Синяки и бледная кожа?