Воин кровавых времен

То, что он рассказал, конечно же, напугало Эсменет, но куда больше ее напугало то, как он говорил: бессвязная речь, странный смех, язвительная горячность, беспредельные угрызения совести.

Он сходил с ума. Эсменет чуяла это нутром. Но причиной тому — она поняла, — было не обнаружение Консульта и даже не уверенность в приближении Второго Армагеддона, а этот человек… Анасуримбор Келлхус.

Упрямый дурак! Почему он не отдаст его Завету? Если бы Ахкеймион сам не был колдуном, Эсменет сказала бы, что его зачаровали. Никакие доводы не могли переубедить его. Никакие!

Если верить Ахкеймиону, у женщин отсутствует инстинктивное понимание морали. Для них все воплощенное, материализованное… Как он там выражался? А, да! Что для женщин «существование предшествует сущности». В силу природы пути, проходящие через их души, идут параллельно с теми, каких требуют моральные принципы. Женская душа более податлива, более сострадательна, более привязчива, чем мужская. В результате им труднее осознать свой долг, и потому женщины склонны путать эгоизм с правильностью поведения — вероятно, именно это она сейчас и делала.

Но для мужчин, чья приверженность высоким идеалам порой доходит до фанатизма, принципы — это тяжелейшая ноша, которую они либо тащат сами, либо перекладывают на других. В отличие от женщины, мужчина всегда способен понять, что ему должно делать, ведь это слишком отличается от того, что он хочет.

Сперва Эсменет почти поверила ему. А как еще можно объяснить его готовность рисковать их любовью?

Но потом поняла, что ей не дают покоя именно принципы, а не тупая женская неспособность разграничить надежду и благочестие. Разве она не отдала себя ему? Разве она не отказалась от своей жизни, от своего таланта?

Разве она не смягчилась, в конце концов?

И от чего она попросила его отказаться взамен? От человека, с которым он знаком всего несколько недель, — от чужака! Более того — от человека, которого, в соответствии с его же собственными принципами, он обязан был выдать. «Может, это у тебя женская душа?!» — хотелось крикнуть ей. Но она не могла. Если мужчины должны защищать женщин от окружающего мира, то женщины должны защищать мужчин от правды — словно каждый из них навсегда остается беззащитным ребенком.

Эсменет затаила дыхание, глядя, как Ахкеймион и Келлхус обмениваются неслышными, но явно смешными замечаниями.

Ахкеймион расхохотался. «Я должна ему объяснить. Я должна как-то ему это объяснить!»

Даже когда плывешь, приходится иметь дело с течением.

Всегда с чем-то борешься.

Серве шла рядом с ней и то и дело нервно посматривала в ее сторону. Эсменет помалкивала, хотя знала, что девочке хочется поговорить. Учитывая обстоятельства, она казалась достаточно безвредной. Она была из тех женщин, которых постоянно насилуют и постоянно грабят. Будь Серве ее товаркой-проституткой в Сумне,- Эсменет втайне презирала бы ее. Она бы терпеть не могла ее красоту, ее молодость, ее белокурые волосы и светлую кожу — но более всего она бы злилась на ее постоянную уязвимость.

— Акка… — выпалила девушка, потом покраснела и уставилась себе под ноги.- Ахкеймион учит Келлхуса поразительным — невиданным вещам!

И даже этот ее милый акцент. Негодование всегда было тайным напитком шлюх.

Глядя в сторону юга, Эсменет отозвалась:

— Что, в самом деле?

Возможно, именно в этом и крылась проблема. Ахкеймион предложил Келлхусу стать учеником до того, как узнал про шпионов-оборотней Консульта, то есть до того, как уверился в том, что этот человек — Предвестник. Если, конечно, он и вправду Предвестник. Возможно, тут были замешаны те самые маловразумительные принципы, о которых упоминал Ахкеймион, узы… Келлхус был его учеником, как Пройас или Инрау.

При этой мысли Эсменет захотелось сплюнуть.

Серве вдруг рванулась вперед, перепрыгивая через бугорки и продираясь сквозь спутанные травы.

— Цветы! — крикнула она. — Какие красивые! Эсменет присоединилась к Ахкеймиону и Келлхусу, которые стояли и наблюдали за девушкой. Серве опустилась на колени перед кустом, усыпанным необычными бирюзовыми цветами.

— А, — сказал Ахкеймион, приблизившись к ней, — пемембис… Ты никогда прежде их не видела?

— Никогда,- выдохнула Серве.

Эсменет почудился запах сирени.

— Никогда? — переспросил Ахкеймион, срывая цветок. Он обернулся, взглянул на Эсменет и подмигнул ей.

— Ты хочешь сказать, что никогда не слышала этой легенды? Эсменет стояла рядом с Келлхусом, а Ахкеймион тем временем рассказывал историю: что-то про императрицу и ее кровожадных любовников. Так прошло несколько неуютных мгновений. Князь Атритау был высок, даже для норсирайца, и отличался крепким телосложением, неизбежно вызвавшим бы грубые домыслы у ее старых друзей в Сумне. Глаза у него были ослепительно голубые, чистые и прозрачные; при взгляде на них вспоминались рассказы Ахкеймиона про древних северных королей. А в его манере держаться, в его изяществе было что-то, казавшееся не вполне… не вполне земным.

— Так вы жили среди скюльвендов? — в конце концов произнесла Эсменет.

Келлхус рассеянно посмотрел на нее, потом перевел взгляд на Серве и Ахкеймиона.

— Да, некоторое время.

— Расскажите что-нибудь про них.

— Например?

Эсменет пожала плечами.

— Расскажите про их шрамы… Это такие награды?

Келлхус улыбнулся и покачал головой.

— Нет.

— А что тогда?

— На этот вопрос так просто не ответишь… Скюльвенды верят лишь в действие, хотя сами они никогда не сказали бы так. Для них реально только то, что они делают. Все остальное — дым. Они даже жизнь называют «сьюртпиюта», что означает — «движущийся дым». Для них человеческая жизнь — не есть что-то конкретное, что-то такое, чем можно владеть или что можно обменять, это скорее путь, направление действий. Путь одного человека может сплетаться с другими, например с путями соплеменников; его можно указывать, если имеешь дело с рабом, его можно прервать, убив человека. Поскольку последний вариант — это действие, прекращающее действия, скюльвенды считают его самым значительным и самым истинным изо всех действий. Краеугольным камнем чести.