Страница 20 из 41
— Кишаурим, — после паузы сказала императрица. — Ну конечно же.
— Тогда они знают. Кишаурим знают твои планы.
— Это не имеет значения. Они и так их знали.
— Ксерий, неужто ты стал глупцом? А я-то думала, что ты будешь готов к пересмотру.
— К пересмотру чего, матушка?
— Твоего безумного соглашения с язычниками. Чего же еще?
— Матушка, замолчите!
Ксерий нервно покосился на девушку, но та явно не знала ни единого слова по-шейски.
— Об этом не следует говорить вслух. Никогда больше так не делайте. Вы меня поняли?
— Но кишаурим, Ксерий! Ты только подумай! Все эти годы — рядом с тобой, под обличьем Скеаоса! Единственный доверенный советник императора! Злой язык, постоянно отравляющий совещания своим кудахтаньем. Все эти годы, Ксерий!
Ксерий думал об этом: точнее говоря, последние дни он почти ни о чем другом и думать не мог. По ночам ему снились лица — лица, подобные сжимающемуся кулаку. Гаэнкельти, который умер так… так нелепо.
А был еще вопрос, вопрос, который настолько его ошеломил, что теперь постоянно маячил на краю сознания, невзирая на всю скуку повседневных обязанностей.
«А другие? Другие такие же…»
— Ваша нотация вполне обоснованна, матушка. Вы знаете, что во всем есть баланс, который можно нарушить. Вы сами меня этому учили.
Но императрица не успокоилась. Старая сука никогда не унималась.
— Кишаурим держат в когтях твое сердце, Ксерий. Через тебя они присосались к душе империи. И ты допустишь, чтобы это беспримерное оскорбление осталось безнаказанным теперь, когда боги послали тебе орудие возмездия? Ты по-прежнему хочешь остановить продвижение Священного воинства? Если ты пощадишь Шайме, Ксерий, ты пощадишь кишаурим.
— Молчать! — раздался оглушительный вопль.
Икурей Истрийя неистово рассмеялась.
— Мой голый сын, — сказала она. — Мой бедный… голый… сын.
Ксерий вскочил со стула и растолкал окружающих его рабов; вид у него был уязвленный и вместе с тем недоуменный.
— Это не похоже на вас, матушка. Вы никогда прежде не относились к числу людей, трясущихся при мысли о загробных муках. Может, вы просто стареете? Расскажите, каково стоять на краю пропасти? Чувствовать, что чрево ваше иссыхает, видеть, как во взглядах ваших любовников появляется нерешительность — из-за тайного отвращения…
Он ударил, повинуясь импульсу и метя в ее самолюбие — это был единственный известный ему способ уязвить мать. Но Икурей и виду не подала, что ее задели слова сына.
— Пришло время, Ксерий, когда не следует заботиться о зрителях. Такие спектакли сродни дворцовым церемониям — они нужны только молодым и глупым. Действие, Ксерий. Действие — вот главное украшение всего.
— Тогда зачем вам косметика, матушка? Зачем ваши личные рабы разрисовывают вас, словно старую шлюху к пиру?
Икурей безучастно взглянула на него.
— Какой чудовищный сын…- прошептала она.
— Такой же чудовищный, как его мать, — добавил Ксерий с жестоким смехом. — А скажите-ка… Теперь, когда ваша развратная жизнь почти завершилась, вы решили сыграть роль раскаивающейся матери?
Истрийя отвела взгляд и стала смотреть на ванну, над которой поднимался парок.
— Раскаяние неминуемо, Ксерий. Эти слова поразили его.
— Возможно… возможно, и так,- ответил император.
В его душе шевельнулась жалость. Ведь в свое время они с матерью были так… близки. Но Истрийя могла быть близка только с теми, кем владела. Им же она давно перестала управлять.
Эта мысль тронула Ксерия. Потерять такого богоподобного сына…
— Что, матушка, вечно мы обмениваемся колкостями? Ладно, я сожалею. И хочу, чтобы вы об этом знали.
Он задумчиво посмотрел на императрицу, пожевал нижнюю губу.
— Но попробуйте только еще раз заговорить о Шайме, и вам несдобровать. Вы меня поняли?
— Поняла, Ксерий.
Их глаза встретились. Император прочел во взгляде Икурей злобу, но проигнорировал ее. Когда имеешь дело с императрицей, уступка — любая уступка — уже триумф.
Вместо этого Ксерий принялся рассматривать девушку, ее упругие груди, высокие, словно крылья ласточки, мягкие завитки волос в паху. Почувствовав возбуждение, он поднял руку, и девушка неохотно приблизилась. Ксерий подвел ее к ближайшему ложу и растянулся на нем.
— Ты знаешь, что нужно делать? — поинтересовался он. Девушка подняла стройную ножку и оседлала его. По щекам ее катились слезы. Дрожа, она опустилась на его член…
У Ксерия перехватило дух. Он словно погрузился в теплый персик. Да, мир порождает не только всякую мерзость вроде кишаурим, но еще и подобные сладкие плоды.
Старая императрица развернулась, собираясь уходить.
— Матушка, почему бы вам не остаться? — низким голосом окликнул ее Ксерий. — Посмотрите, как ваш сын наслаждается подарком.
Истрийя заколебалась.
— Нет, Ксерий.
— Но вы должны, матушка. Доставить удовольствие императору — дело нелегкое. Дайте ей наставления.
Последовала пауза, нарушаемая лишь всхлипами девушки.
— Конечно, сын мой, — наконец сказала Истрийя и величественно приблизилась к ложу.
Застывшая девушка вздрогнула, когда Истрийя схватила ее руку и передвинула ниже, к мошонке Ксерия.
— Мягче, дитя, — проворковала она. — Тс-с-с, не плачь…
Ксерий застонал и выгнулся под нею, и засмеялся, когда девушка пискнула от боли. Он взглянул в разрисованное лицо матери, маячившее над плечом девушки — белым, белее фарфора, — и его обожгла давняя, тайная дрожь наслаждения. Он снова почувствовал себя беспечным ребенком. Все было прекрасно. Боги воистину благосклонны…
— Скажи мне, Ксерий,- хрипло спросила мать,- а как тебе удалось раскрыть Скеаоса?
ГЛАВА 3
АСГИЛИОХ
«Утверждение "я — центр всего" никогда не следует излагать словами. Это исходная посылка, на которой основана вся уверенность и все сомнения».
«Следи за довольством твоих врагов и унынием твоих любимых».
4111 год Бивня, начало лета, крепость Асгилиох