Страница 89 из 134
На первый взгляд, от Нимрина осталось немногим больше, чем от Наритьяры Среднего: сухой, обтянутый чёрным костяк. Рядом сидела Мули, подвывала, раскачивалась, грызла кулаки. Вильяра поймала взгляд племянницы: дикий, полубезумный, однако не до девчонки сейчас. Опустилась на колени возле скрюченного, вплавленного в сугроб тела. Осторожно коснулась чёрной костлявой руки — пальцы медленно сжались, царапая лёд. Всё-таки, не уголь — кожа: лихорадочно горячая, шершавая, в какой-то странной чешуе. Собравшись с духом, Вильяра посмотрела в лицо. Передёрнулась, отвела взгляд. Тихо позвала:
— Нимрин! Ромига!
Он с трудом приоткрыл один глаз — дырку сплошной черноты, прошелестел что-то чёрными растрескавшимися губами. Знахаркина дочь всегда знала, что тело чужака — странное, не как у всех двуногих. Но что ей делать вот с этим, она просто не представляла. Облизнул губы чёрным раздвоенным языком… Брезгливый ужас: аж до рвотных позывов! Вильяра закрыла лицо руками, закачалась из стороны в сторону, хуже Мули.
— Малая, эй! Мудрая Вильяра! Твой целительский дар ему сейчас не поможет, но ты не отчаивайся, — голос Латиры. — Твоему Иули нужна сила, много-много подходящей ему колдовской силы, рядом, постоянно. Знаешь ли ты в своих угодьях ночные Камни, Камни глубокой зимы, Камни новолуний и затмений?
Вильяра услышала. Да, есть у неё такие. Хотя бы те, где она пела Усмиряющую Стихии. Выбрала для опасной ворожбы никем не любимый круг вдали от жилья, а Нимрину в нём оказалось хорошо.
— Знаю. Недалеко, — про себя подумала, что ни за что не потащит чужака, каким он стал, на изнанку сна… Да и не повредила бы ему лишняя ворожба. — Пара переходов на санях.
— Нужно поскорее доставить Иули туда и сделать для него возле Камня тёплое убежище. Позже ему понадобится много еды, но сейчас главное — колдовская сила, тепло, вода для питья. И ещё кто-нибудь, кто будет за ним присматривать. Нам с тобой, малая, некоторое время будет не до него, нас в Совете ждут… Мули, ты готова ухаживать за тем, кто спас твой дом?
— Дом? Спас? Я звала, звала их, но дома все молчат, как мёртвые.
— Позови ещё раз, Мули. Позови главу дома.
***
Купец Вильгрин проснулся от зова дочери. Поганка Мули не разговаривала с отцом с тех самых пор, как одна, тайком сбежала в снега за добычей. В итоге, в начале третьей зимы — взрослая, воительница, ученица Великого Безымянного. Щуры свидетели, Вильгрин не желал своей доченьке подобной судьбы. Девушку ждал обряд совершеннолетия на четвёртое лето, красивый и безопасный, а после сразу свадьба, а дальше — всю её женскую жизнь — мужа ублажать, да деток рожать, лишний раз не покидая жилых покоев. Домá клана Наритья достаточно богаты, мужчины достаточно сильны, чтобы женщинам не приходилось охотиться и воевать… Мули выбрала сама, выбрала иное, и гнев отца на сумасбродку-дочь до сих пор не иссяк.
А всё-таки приятно услыхать спросонок: «Доброго утра тебе, батюшка, купец-колдун Вильгрин!»
Приятно, не пробудившись до конца, ответить: «И тебе доброго утра, ослушница! Чем порадуешь?» Только у ленивых и бездарных ничтожеств от мысленной речи болит голова, а Вильгрин и его домашние избегают зря студить языки. Особенно хороша безмолвная беседа тем, что недруг её не подслушает, даже если стоит бок о бок…
«Прости, батюшка, ничем я тебя не порадую. Мули — горевестница. Чёрный оборотень убил в снегах Великого Безымянного. Голкья медленно гибнет. Латира с ярмарки и ведьма Вильяра сказали, что оборотень спас наш дом от ужасной скорой смерти, но я не знаю, верить ли им? Хотя оборотень, правда, ворожил в нашем круге. Страшно ворожил, и вышел оттуда весь, как обугленный. И до того ты, батюшка Вильгрин, не отзывался, молчал, будто мёртвый. А теперь будто ожил…»
Вильгрин зарычал сквозь зубы: и от новостей, и от того, что отлежал себе всё… Ещё бы: на голом-то полу, в коридоре! Он кое-как собрал вместе руки-ноги, сел. Огляделся, соображая, где ж его так сморило? А голова тяжёлая, будто после хорошего удара по затылку. А дом... Дом больше не зачарован. Защитный кокон, сплетённый мудрыми, оберегавший обитателей от всего, но и вздохнуть свободно не позволявший, этот кокон исчез, будто сдуло его ночным ветром. Что же у них там на самом деле стряслось? Чьей руки теперь держаться, если Великий Безымянный убит? Мули, хоть воительница, хоть собрала колдовской дар от всех отцовских и материнских родов, а умишком-то, увы, не вышла. Вопросы нужно задавать тому, кто умён и при делах.
Двое мудрых клана Наритья оглохли и замолчали, похоже, навсегда… «О мудрый Наритьяра Младший!»
Этот жив, услышал, поправил: «Просто Наритьяра», — и молчок.
«О мудрый Наритьяра!» — заново начал Вильгрин.
«Знать тебя не знаю, беззаконник! Ты ходил путями Наритьяры Среднего, слушал его, алкал солнечного посвящения. Отвечай теперь перед всеми мудрыми, перед хранительницей угодий, где вы добывали себе разумных в пищу».
Вот, значит, как ты запел, Младшенький?! «О мудрый Наритьяра, мой дом, дом у фиорда, полон Наритья, не преступавших никакого закона. Неужели, ты бросишь их всех на произвол судьбы?»