Страница 7 из 134
— Да неужто ты ревнуешь, любезная? — рассыпала смех колокольцами Аю.
Саму Аю считали очень красивой. Гораздо красивее худой, угловатой, нескладно длинной Туньи. Тунья — почти уродина. Сговор двух богатых домов привел Тунью в дом кузнеца, жениха и невесту особо не спрашивали. Вот родит Тунья мальчика, непременно когда-нибудь родит, исполнит долг, и сразу выгонит её любезный. Как снегом умыться, выгонит!
Аю кузнец брал уже по любви, став главою дома. Говорили многие, будто брал за внешнее сходство с той самой знахаркиной дочкой, прежде — первой красавицей клана Вилья, ныне — его одушевлённым талисманом.
— К мёртвым и мудрым не ревнуют, — отрезала Тунья. — А всё-таки тебе до неё, как зимней луне до летней.
Аю ловко перекусила нитку и взялась за следующий шов. Пусть Тунья хмурится каждый раз, когда в доме гостит мудрая Вильяра. Пусть делается от этого ещё некрасивее, чем обычно. Пусть ворчит на любезного, вместо того, чтобы хорошенько приласкаться к ним с мудрой. Не хочет знать, как хорошо на пушистых шкурах втроём...
Однако на этот раз кузнец выставил за дверь обеих жён. Остался в лучших покоях с Вильярой и чёрной поганью. Это — главный повод для недовольства Аю. Сходятся над переносьем густые, прекрасные белые брови, яростно втыкается в потрёпанную шкуру игла.
Тунья, между тем, не перестаёт ворчать:
— Опять заболтала, дурёха, своими подарками-зеркалами. А не смей пугать детей новым слугой!
— А ты сама-то не боишься?
— А чего там бояться?
***
Тунья сердито передёргивает плечами: Аю — дурёха. Родилась глупенькой, а познав мужа, но так и не зачав дитя за лето и осень, растеряла последний ум. Будет теперь маяться до зимнего сна, стелиться подо всех и вся.
Тунья презрительно кривит губы: она сама даже весной сохраняла здравомыслие. За трезвый ум и хозяйственную смётку кузнец научился ценить нелюбимую, навязанную ему жену. Теперь говорит, уезжая, и повторяет, возвращаясь: «Пока ты ведёшь дом, Тунья, моё сердце спокойно». Незадолго до ярмарки сам выковал и надел жене на шею золотую гривну — доверенность на ведение всех дел. Редкая женщина может похвастать, что получила такое не от матери...
Аю всё талдычит о своём:
— Тёмный он насквозь, этот пришлый! Ярость и смерть на нём — чужая и его собственная. Неужели ты не видишь, Тунья?
— Я не смотрю в ту сторону. Пусть знахаркина дочь думает о таких вещах.
— Она-то подумает, а наш любезный?
Тунье всё труднее делать вид, будто ей всё равно. Она безмерно гордится своим кузнецом! Сны мастера Лембы пронзают миры, руки его творят небывалое наяву. Любое дитя знает: именно такие мастера меняют мир, остаются в легендах и сказаниях. Увы, не всегда они меняют мир к лучшему. Мудрые стоят на страже жизни и равновесия, но посвящённая клана Вилья слишком молода и любопытна сама. Знахаркина дочь скорее втянет друга юности в какие-нибудь безрассудства, чем предостережёт... Казалось бы, при чём здесь странный новый слуга? А всё-таки…
— У любезного ума побольше, чем у нас обеих! Но я тоже за этим прослежу.
Тунья закрепила последний узел на куртке, забрала у Аю штаны и отправилась вручать слуге его новую одежду.
***
Нимрин дремал в коконе шкур. Сладострастная возня кузнеца и колдуньи, их стоны, рыки и взвизги мешали ему уснуть крепче, но это хорошо, ведь где-то в глубине сна его подстерегает враг. Присоединиться к чужим утехам хотелось всё больше, и в этом тоже мерещилось нечто неправильное. Навязанное извне? Слишком трудно провести границу между собой и миром, чтобы сказать наверняка... Слишком лень шевелиться... Вот же неугомонные!
Видимо, в какой-то момент он всё-таки погрузился в сон, потому что когда высунул голову из-под шкур, кузнеца в комнате не было, а колдунья спорила с одной из женщин, приносивших еду.
О чём спорили, Нимрин спросонок не разобрал, а стоило шевельнуться, обе замолчали и уставились на него. Колдунья смотрела тепло и благожелательно, взгляд её собеседницы не обещал ничего хорошего.
— Это твоя хозяйка, Нимрин. Старшая жена мастера Лембы, распорядительница Тунья. Её ты будешь слушаться так же, как кузнеца, — на этих словах Вильяра слегка поморщилась, или показалось?
Нимрин склонил голову и бесстрастно-вежливо уточнил:
— А если хозяин и хозяйка дома велят мне разное, кого я должен буду слушаться?
Вильяра улыбнулась, Тунья оскалилась, разница разительная!
На вопрос ответила Вильяра:
— Веление хозяина выше веления хозяйки, моё веление — выше их обоих. Но если случится противоречие, ты сразу скажешь об этом тому, кто велел позже.
— А кого ещё я должен слушаться, кроме вас троих?
Вильяра не успела рта раскрыть, как Тунья рявкнула: