Хозяйка с улицы Феру

Можно предположить, что она была куплена у книготорговца настоятелем аббатства Святой Женевьевы, который интересовался светскими мемуарами исключительно по умозрительным причинам; украдена из монастырской библиотеки послушником, которому было присуще некоторое сожаление о принесенной господу жертве, вследствие чего он испытавал греховное влечение к мирской суете; найдена, после смерти последнего, священником, пришедшим отпустить ему грехи на последней исповеди, и продана по нужде хозяйке какого-нибудь литературного салона, может быть даже престарелой уже к тому времени маркизе де Рамбуйе.

Далее продолжилась Тридцатилетняя война, началась Фронда, расцвел абсолютизм, потом закатился, освобождая путь кровавой революции, Наполеону, реставрации, Первой Мировой, режиму Виши… черт возьми, обращайтесь к брату Огюсту.

Как бы там ни было, автор не случайно наткнулась на нее. Она была показана ей ее бывшим школьным учителем математики. 

Этот удивительный человек был математиком по профессии, но по призванию он был Хранителем Памяти. Если вам однажды доведется войти в его квартиру, расположенную в ничем не примечательном предместье города Хайфы, где все дома одинаковы и неотличимы друг от друга, вы попадете в безвременье.

На старых книжных полках, трещащих по швам, вы найдете пожелтевшие выпуски газеты «Ле Сьекль», первые издания «Отверженных», «Капитана Фракасса»,  «Исповеди сына века» и «Человеческой комедии»; манускрипты, написанные рукой самого Александра Дюма-отца — первые главы «Трех мушкетеров» — шуршащие страницы, пахнущие вечностью; гравюры Лелуара, переписку герцога Орлeанского, лейтенантские патенты, ордена, шпаги, мушкеты и даже один потертый ржавого цвета позумент — крест и лилии — нашивка с мушкетерского плаща. 

В старой квартире можно найти все, что угодно вашему воображению, если хозяин позволит вам провести в ней достаточно времени, даже мемуары графа Де Ла Фер. Именно их этот человек ей и показал.

— Скажите, Марат, — спросила автор с огромным недоумением, прижимая к сердцу найденное сокровище, — откуда она у вас?

— Я купил ее на одном аукционе, под ярлыком «Мемуаров графа де Ла Фер», но меня не обманешь на этот счет. Очевидно же, что мемуаров графа никогда не существовало — Дюма их выдумал, для пущей убедительности.

— Зачем же вы ее приобрели?

— Как коллекционер, я сперва приобретаю все, что связано с эпохой барокко, и только потом разбираюсь, что на самом деле скрывается между строк.

— Я плохо понимаю французский, но даже мне ясно, что между строк скрывается текст, написанный женщиной от первого лица.

— Ты права, — ответил Марат и загадочно улыбнулся, закуривая сигарету. — Видишь ли, я и сам бьюсь над этой загадкой.

— К какому же выводу вы пришли?

— Граф де Ла Фер в самом деле существовал. Вельможа с таким громким именем в ту эпоху был точно такой же фигурой, как в эллинскую — Тезей, в библейскую — Иешуа, а сегодня — какой-нибудь Брэд Питт или Хью Лори. Объект для массовых фантазий.

— Она, что ли, все это выдумала? — удивилась автор, и брови ее поползли к потолкам старой квартиры.

— Чем черт не шутит. Наверняка выдумала. Ну вот представь себе, что ты живешь в семнадцатом столетии. Ты, не дай бог, вдова, твои годы утекают из-под пальцев — а в семнадцатом веке годы текут быстрее, чем в двадцать первом. Ты бездетна, следовательно, никто тебя вторично замуж не берет. Ты живешь в бедном парижском захолустье, у тебя нет электричества, телевизора, мобильника и интернета. Чем бы ты стали заниматься при таком раскладе?

— Выдумывать графа де Ла Фер?

— Вот именно. Она его выдумала, потому что ей было скучно, грустно и одиноко, вот она силой своего воображения и поселила у себя на втором этаже таинственного дворянина с туманным прошлым и очень активными товарищами. Вымышленные друзья.

— Бедная женщина, — сказала автор, заметно погрустнев.

— Да, ладно тебе. Бедная женщина хотя бы умела читать и писать, чего не скажешь о других ее современницах, в то время проживавших в Люксембургском квартале. Вероятно, граф де Ла Фер спас ее от глубокой депрессии.

— Должно быть, — вздохнула автор.

— Творчество целебно, — заметил Марат и затушил сигарету в чугунной пепельнице формы львиной головы. — А теперь укради ее у меня.

— Чего?

— Я отвернусь, а ты засунь ее в сумку и уезжай в свой Иерусалим.

— Зачем?

— Так надо, — строго ответил Марат. — Я так хочу.

— Не понимаю.

— Чего ты не понимаешь? — улыбнулся в кустистую рыжую бороду. — Ей нужен восприемник. Она отдала свои авторские права, в Aнгулемском соборе у алтаря четырех евангелистов. Жертву необходимо принять. Лишь только гордецы отказываются от дани.

— Но я не могу стать автором! — воскликнула автор, чью грудь, сквозь шерсть свитера клеймом прожигала рукопись.

— Отчего же?

— Потому что я не писатель, а психолог!

— Ерунда какая. Психолог! Вот и иди лечи своего графа де Ла Фер.

— Он неизлечим. Атос — романтический герой.

— Вот слова, недостойные психолога. Он — миф, зеркало, который каждый подносит к своему лицу. Иди и смотри.

Автор поднялась с продавленного уютного дивана и в ее глазах блестели слезы.

— Чего ревешь, двоечница? Давно тебе пора повышать квалификацию.

— Но я не имею права! Такой миф и какая-то безымянная женщина…

— Имеешь. Томас Манн тебе в помощь. Он целую тетралогию посвятил безымянной жене Потифара. И уж тем более женщина, которая терпела графа под своей крышей в течение семи лет, имеет на то полное право.

— Я даже имени ее не знаю.

— Оно очевидно, ее имя. Это же классическая библейская история.

‍